Четыреста капель крови. Вадим Кленин

за дверью, вроде имплантов нет. Может, еще и обойдется.

      – Каких имплантов?

      – На висках нет пластин. Значит, нет имплантов.

      – А чем плохи эти пластины?

      Жердь недоверчиво посмотрел на Селиверстова.

      – У тебя что по анатомии в школе? Или вы еще не проходили? – уточнил он у Ремы.

      – Не проходили. Она во втором полугодии только.

      – Темнота-а-а-а. В височных долях мозга, как я слышал, находится наше хранилище воспоминаний. Ну, долгосрочных, как «винт» у старых компьютером, еще не подключенных к глобальному облаку. Тюкнуть тебя туда, и станешь как та тупая рыбка, которая все и всегда забывает ровно через две секунды. Я без понятия, что там точно происходит, когда вставляют чипы. То ли старые воспоминания повреждаются, то ли их специально заменяют другими. Человек забывает то, что с ним было, и начинает помнить лишь выгодное этим машинам.

      – Папа настроен иначе, радуется.

      – Напрасно. Он, наверное, еще не в курсе, или его просто обманули, как и многих других. В один прекрасный момент – бах, и все люди начнут думать, что не они создали роботов, а те их. И что им нужно подчиняться. И зачем тогда человеку своя воля и свобода, например? Не было никакой свободы, ерунда все это. Иди и паши на фабрике, как прикажут. Как в одном древнем фильме – мы будем счастливы, а думать за нас будут другие. Вершители, кажется, их называли. Кстати, где-то читал, его недавно окончательно запретили к показу. А мне родители в детстве дали посмотреть втихаря.

      Ефрем недоуменно оглянулся и непонимающе посмотрел на приятеля. Но задать вопрос не успел. Его внимание отвлекла мелодия, возникшая на самой грани слуха. Словно тонкий аромат дорогих специй, касающихся вкусовых рецепторов, она дотронулась до души Ремы и потекла красивым и свежим ручьем. Пустой коридор, где еще секунду назад гуляли сквозняки от охлаждающих магнитную трассу генераторов, вдруг стал приветливо теплым. А тусклый полумрак заполнился приятным светом с желтым отливом. Звук постепенно, с каждым тактом усиливался, и в конце концов стал томным и сильным, и еще слегка сипловатым, будто где-то совсем рядом на новеньком саксофоне заиграл виртуоз. И звук этот приближался.

      Жердь побледнел, поднял руку в предупреждающем жесте и испуганно зашептал.

      – Шухер! Надо скрыться. Срочно! Бежим!

      Мальчик бросился в ту сторону, откуда пришел Рема. Подбежал к первой же двери и рванул на себя ручку. Безрезультатно – заперто. Прыгнул еще к одной – та же история.

      – Скорее, скорей, надо прятаться, – нервно он бубнил себе под нос, по очереди дергая ручки ближайших дверей.

      Паника постепенно передалась и Селиверстову. И мальчики вместе побежали вперед, пытаясь найти укрытие.

      – Сюда! – рявкнул Жердь, уже не стараясь приглушить свой голос.

      Он так крепко схватил Рему за рукав, что ткань хрустнула. Кивком указал на блестевшую хромом лестницу, ведущую на второй ярус. Там был расположен вход в Г-образный аппендикс, созданный непонятно