Под маяком. Александр Накул

может случиться. Кто знает – может от всей эпохи Тайсё и останется только трепет отражения неоновой вывески в луже перед входом кинотеатра.

      – Если вы не возьмётесь за ум и не начнёте решительно действовать, то вся страна окажется в этой луже!

      Настырный старичок не носил мундира, а значит, к счастью, преподавал не военное дело. Но спорить с ним было неприятно. Несмотря на все академические достижения, это был один из тех невыносимых людей, кто воспринимает любое несогласие как агрессию. Тем более что он ещё и преподаёт. На любое возражение у таких два ответа: сначала уточняющий, потом, для особо нерадивых собеседников, наводящий. И, наконец, если собеседник упорствует в своём неправильном мнении – его просто отправляют прочь, потому что экзамен он провалил, и вообще, что простой смертный, тем более в школьной форме, может знать по сравнению с без пяти минут академиком?

      – Вы, видимо, специалист в философии и пропаганде? – предположил Кимитакэ скорее в надежде сменить тему и избежать скандала.

      – Мои научные интересы относятся к другой области, – был ответ. – Я специализируюсь в основном в области истории русской литературы.

      – Наверное, непросто заниматься таким во время войны. Особенно когда есть опасность, что русские тоже в неё вмешаются. Это может…

      – Можешь быть уверен – я уже доказал свою незаменимость. И можешь не беспокоиться за моё финансирование. Военное ведомство крайне заинтересовано в исследовании духовных областей настолько потенциального противника.

      – И какие направления литературы вам ближе?

      – Научно изучить целое направление практически невозможно. Я специализируюсь на одном, очень значительном авторе. Уже постичь одного автора по-настоящему – непростая задача для исследователя.

      – Вы, наверное, постигаете наследие Достоевского? Или заняты более новыми авторами, вроде… например, Маяковского? – вежливо поинтересовался школьник.

      – Мои научные интересы не включают в себя вторую половину девятнадцатого века, – гордо заметил профессор – хотя было неясно, чем тут гордиться. – А мои исследования, про которые ты мог случайно услышать, посвящены главным образом жизни и творчеству графа Хвостова.

      – У нас его мало знают, – осторожно заметил Кимитакэ. – Настолько мало, что можно сказать – не знают совсем.

      – Его даже русские плохо знают. Последнее крупное исследование о нём выходило ещё при жизни Достоевского. Он поздний классицист, а классицисты русским не особенно интересны. Именно многие страницы его творчества остаются загадкой даже для самих русских и доступны только глубочайшим знатокам их культуры. Уже современники пушкинского круга, бессильные понять его старинную символику, предпочитали высмеивать старика. На страницах сочинений графа встречается диковинный бестиарий: зубастые голуби, губастые львы. Вероятно, в ней зашифрованы архетипы русского коллективного бессознательного.