Принцесса Бугудонии. Во имя короля!. Катя Шмель

Аскольд.

      Он подошел и с печальной торжественностью обнял меня:

      – Ты наверное уже в курсе – беда. Беда постигла наш некогда счастливый дом и нашего любимого, дорогого отца – великого Бурденвиля.

      На последних словах он так сильно сжал меня в объятиях, что я с трудом просипела:

      – Поэтому я здесь, собственно… Могу я увидеть отца?

      Аскольд отстранился:

      – Зачем еще?

      – Как это зачем? Что за вопросы…

      – Послушай, Стамина, – Аскольд приобнял меня за плечо и повел по коридору, – Он ужасно выглядит и по тому, как быстро идут процесс каменения ему, увы, недолго осталось… Ты девушка – хрупкая, беззащитная, впечатлительная – поверь мне, зрелище не для слабонервных… Позволь, я провожу тебя в твой мир.

      Я скинула руку с плеча и грозно посмотрела на братца, ну и что, что снизу вверх.

      – Аскольд! Не такая уж я беззащитная, ты, верно, забыл о моей силе. И это мой отец, которого я не знала, но успела полюбить – я имею право увидеть его! Хочешь стать у меня на пути – попробуй, но за последствия я не отвечаю. Так что, проводишь или я сама? – уже совершенно угрожающе добавила я.

      Только бы он не захотел стать на пути, ибо силой я управлять так и не научилась. Да и как научишься, когда никто не учит? Но, видимо, выглядела я весьма убедительно, что братец тут же спохватился:

      – Конечно-конечно, я провожу тебя к королю. Что ты такая серьезная? Дорога была трудная?

      – Меня не хотели впускать в город.

      – Кто? Вот негодяи. Ну я им устрою.

      Мы прошли по коридору и завернули направо – в главную царскую комнату, где обычно заседали бояре или кто они там и вообще решались все государственные дела. Обычно здесь всегда было шумно… нынче же пустые лавки, столы, возле стены стоял трон, на котором недвижимо сидела фигура человека…

      Папа-папочка, вот уж никак не ожидала такой сентиментальности, но как же печально он выглядел, как беспомощно и трагично. Мой дорогой отец превратился в подобие столба и никто не мог или не хотел помочь ему. Я подошла к нему, не в силах сдержать выступившие слезы и коснулась его щеки – она была холодная, как камень. Да и все к тому шло. Я увидела, что лодыжки его почти по колено превратились в белый мрамор, снизу вверх шло дальнейшее окаменение – ровно то, о чем предупреждала Валенсия. Он был совершенно недвижим и только смотрел перед собой застывшим взглядом. Папочка, что же они с тобой сделали…

      – Как это произошло? – я тут же собралась, чтобы, во-первых, не доставлять незаслуженное удовольствие Аскольду своими слезами, а, во-вторых, действовать нужно было стремительно. Не стоило терять время на беспомощные сентиментальности.

      Аскольд пожал плечами:

      – Кто-то пробрался к нему и возложил венок смерти на голову – вон, видишь?

      Только тут я обратила внимание, что вместо короны на голове отца лежало подобие тернового венка.

      – Венок мгновенно парализует человека и постепенно вытягивает из него жизнь, превращая