Ответные санкции. Анатолий Матвиенко

прицел стрелку, добегу? Боюсь, полноприводный «Гелендваген» успеет раньше. Куда бежать, если на десятки километров пустыня… Меня даже не связывают, более того, качок перекусывает бокорезами строительные стяжки на гришиных руках и достаёт оранжевый шарик у него из зубов. Григорич садится и растирает запястья, не обращая внимания на интернациональную сборную вокруг.

      Стараюсь унять дрожь в голосе и лепечу по-русски:

      – Как же ты? Ты должен был уехать из Израиля!

      – Молчи, с-сука! – огрызается соотечественник. – Я и уехал, и устроился, пока ты меня не вложил. Утром забрали…

      – О'кей! – удовлетворённо замечает наш еврейский водитель. – Они друг друга знают. Войцех, записал?

      – В лучшем виде. Можем снимать главный эпизод.

      Григорий силится встать и с воем падает на песок. Нога пережгутована у него прямо поверх лёгких штанов, ниже колена растекается пятно. Пробую помочь, он зло отталкивает, пытается ударить.

      – Наши доберутся ещё до тебя, гнида, мать твою… До всех доберутся, и до Некроса и до…

      Физкультурник Войцех опрокидывает его на спину ударом ноги в лицо, мне протягивает автомат Калашникова, звучно клацнув затворной рамой. Вот какой главный эпизод прописан в этом сценарии!

      Не скрою, первая мысль – крутануться на месте, всех срезав одной длинной очередью. Вижу боковым зрением пистолет в руках еврея. Экспромт не прокатит.

      – Пан Геннадий, сделайте два шага назад и застрелите его. Вас учили стрелять из Калашникова?

      Ясен перец, как и всех на военной кафедре – учили. Но не по своим же знакомым!

      Ноги ватные. Пот льётся сильнее, чем под палящим солнцем, а в руках озноб как от мороза. Сволочи, бли-и-ин!

      Слепит софит, практически ни черта не вижу, кроме чёрного зрачка пистолета. Его даже с закрытыми глазами чувствую. Стрельнуть себе в башку? Но Григория не спасу. Тогда уж по этим… Хоть одного зацеплю, пока водитель не вышибет мне мозги.

      Меня не подгоняют. Наоборот, Войцех кричит:

      – Григорий! Пока твой друг мнётся, скажи последнее слово.

      – Хрен вам, а не последнее слово! – мой соучастник упрямо садится, будто специально облегчает прицеливание.

      Он шепелявит от нехватки передних зубов, афромужчина спрашивает Элеонору: «What is in English for Hren»? Та переводит в самом непристойном варианте, и я вдруг решаюсь.

      Мы оба – трупы, но у меня есть хотя бы призрачный шанс выжить и отомстить. И теплится надежда, что всё это не более чем цирк с целью застращать нас до колик и вытрясти Самую Страшную Тайну СВР. Очевидно же, оружие не заряжено. Или заряжено холостыми. Ну зачем нас убивать? Кому это выгодно? Я просто подыгрываю в чужом спектакле…

      Закрываю глаза и жму на спуск. Автомат грохочет, дёргается, вырывается из рук. Бьёт меня по ноге, падая на песок.

      Открываю глаза. В ярком сиянии светодиодов Григорий оседает на бок. Пули попали ему в грудь и в горло.

      – Снято! – резюмирует Войцех.

      Еврей считает, что шоу должно продолжаться.