Незаконный наследник. Остаться при своём. Алекс Ключевской (Лёха)

начинаю злиться, я бросил тряпку на пол.

      – Знаешь, что, Костя, я не собираюсь ползать по полу с тряпкой, собирая воду, которую призвал твой дружок. Даже если в этом каким-то образом виноват ты. Хочешь, сам вытирай, а я, пожалуй, съезжу в какой-нибудь ресторан и закажу нам ужин, чтобы уж совсем не опускаться до объедков.

      – Интересно, а что планировалось на ужин, если бы не этот форс-мажор? – прошипел я, опускаясь на колени. Сейчас мне было наплевать на то, что одежду, похоже, придётся менять, если не выбрасывать.

      – Без подобных, как ты говоришь, форс-мажоров, планировалось просто поужинать в ресторане, чтобы затем продолжить романтический ужин дома. Но видимо, не судьба.

      И Анна развернулась и выбежала из дома, ругая на чём свет стоит меня, Ушакова и всех, кого могла вспомнить. А для меня начался монотонный кошмар: намочить тряпку, отжать в ведро и так до бесконечности. Сначала я выносил воду на кухню и выливал в раковину, но уже очень скоро плюнул и начал выплёскивать её прямо через входную дверь. Ничего, зато крыльцо помоется.

      Когда я выплеснул ведро в первый раз, у охранника, патрулирующего в этот момент сад, были такие глаза, что мне очень сильно захотелось привлечь его к общественно полезному труду, и лишь мысль о том, что таким образом я разрушу всю работу Громова, меня остановила.

      Очередное ведро было заполнено, и я с удовольствием отметил, что практически справился. Ещё одно ведро и пол будет сиять так, как никогда не сиял до этого.

      Ногой открыв дверь, я выплеснул воду и только потом сообразил, что что-то сделал не так.

      Андрей Никитич медленно поднял руку и вытер с лица воду. Вода стекала по его изрядно поредевшие седым волосам, по пиджаку, штанам и капала на свежевымытое крыльцо.

      – Я многое могу понять, я уже очень давно живу на этом свете и меня очень сложно чем-то удивить, но, ответь мне, Костя, что я тебе сделал такого, чтобы ты меня встречал подобным образом? – так же медленно, как вытирал воду, произнёс старый Ушаков.

      – Ну-у-у, – протянул я, – вот так. – Махнув рукой, я зашёл в дом, заметив, как за спиной у Ушакова хрюкнула Люсинда, пытающаяся изо всех сил сдержать рвущийся наружу смех.

      Я поднял тряпку и бросил её в ведро. Ладно, остальное так высохнет. Тем более что сейчас с Ушакова натечёт всё то, что я так тщательно перед этим собирал. Хорошо ещё что пол был выложен кафелем. А ведь Анна хотела что-то другое делать. Наверное, Вольфы её убедили хернёй не страдать и сделать классическую плитку.

      – Где Егор? – сразу же спросила Люся, когда вошла в холл, с любопытством осматриваясь по сторонам.

      – Ты не очень-то переживаешь, – сказал я, раздумывая над тем, как будет выглядеть, если я пойду переодеваться. Или проявить солидарность с мокрым Андреем Никитичем и немного походить в промокшей одежде?

      – Малыш не беспокоится, – ответила Люся. – У него просто мистическая связь с отцом. А раз он не беспокоится, значит, и мамочке не надо переживать, – она улыбнулась, погладила себя по животу.

      – Хорошо, – я кивнул. – Твой муженёк