Запахи приносятся неожиданно. Валерий Пушной

въезде ни одного указателя, как в беспросветном захолустье. Только бронзовая скульптура. – Раппопет за ручку подергал калитку, запертую изнутри. – И вообще, что тут у тебя творится, почему твоя берлога стоит крышей вниз, последний крик моды, что ли? Зачем человека на цепь посадил, да еще в конуру затолкнул? Игра такая или римское рабство развел на виду у честного народа? Ответь вразумительно, дядя, без болтовни и всякого пустозвонства. Некогда трёпом с тобой заниматься.

      – Ветеринарная служба усыпляет собак, – вразумительно сообщил хозяин дома. – Это злобные существа, собачьи пасти зубасты и опасны, – профиль горожанина приобрел настороженный вид. – От них следует избавляться. Философия мудрости в собачьей смерти. От собак одно спасение – их смерть. – Горожанин повернулся к Андрюхе и Раппопет увидал молодое, лет тридцати пяти, загорелое, пышущее здоровьем, краснощекое, курносое лицо. Оно улыбалось как ни в чем не бывало, растягивая губы до ушей, и смотрело сквозь Андрюху, не задерживая на нем взгляда – так смотрят махровые адепты на своих противников, ставя собственное верование превыше всего.

      Раппопету не понравилось, что его словно не видели, явно игнорировали, он насупился:

      – У тебя, дядя, похоже, голова криво затесана, помешался на собаках, только ты ври да не завирайся. Собака, как известно, друг человека, – Раппопет перевел взгляд на конуру и повторно, теряя терпение, резко потребовал. – Отпусти человека, изверг, а то мы тебе сейчас накостыляем за такие дела. Ты посмотри, до чего довел его, он уже лакает из миски, как пес домашний. Тебя бы самого посадить на цепь и заставить вылизывать эту плошку. Какого черта лыбишься, дуб осиновый? – вспыхнул, неистово топчась у калитки и смотря поверх нее. – Справился, здоровый бугай, с тощим и хилым. Накачал мускулы и думаешь, все с рук сойдет? Обещаю, что самого сейчас харей в поганую чашку запихнем, посмотрим, как понравится! Отопри калитку, не прячься за нею, иначе мы ее разнесем вдребезги, – слегка зацепил калитку носком обуви и засомневался, что в состоянии осуществить угрозу, нажал плечом – не тут-то было, запор держал.

      – Философ говорит: петух никогда не станет собакой, потому что волк не начнет лаять, – хозяин дома улыбался мирно и приятно. – Последнее время петухов заслушаешься, они изумительно поют. Нет более благородной птицы и более благородного пения. Философ говорит: пение петуха подобно хрюканью свиньи, а пение свиньи, как хрюканье петуха. Любите петуха и свинью, они никогда не заскулят по-собачьи. Лай собаки противен крику петуха и хрюканью свиньи. – Он сделал короткую паузу. – Чириканье соловья – жалкая пародия на пение петуха и свиньи. Чик-чирик и попрыгал дальше. А у петуха и свиньи – душа. Они великолепны.

      – Скажи еще, что вороны красиво каркают, – презрительно резко съязвил Раппопет и сплюнул, вспомнив, что не получил ответа на свои вопросы. Снова сменил тон на примирительный. – Слышь, дядя, брось мозги конопатить, давай поговорим нормально, я ведь ничего