Серийные убийства в Великобритании. Хроники подлинных уголовных расследований. Алексей Ракитин

к присяге, что не имеет своего мнения о рассматриваемом деле и не знаком с его деталями. Такого рода заявление делает каждый член жюри присяжных, а если кандидат отказывается поклясться в этом, то в члены жюри он не попадает).

      Глэдвин явно считал Симмса виновным в смерти падчерицы и не считал нужным это скрывать. О его высказываниях в клубе очень скоро стало известно полиции, которая сообщила полученную информацию обвинителям на процессе.

      В течение ночи на уровне руководства Министерства юстиции шло совещание, на котором решался вопрос, как действовать в создавшемся положении. Особая деликатность ситуации заключалась в том, что полиция не желала раскрывать имя осведомителя, сообщившего о выходке Глэдвина в клубе, соответственно, этого человека нельзя было привести к присяге и официально допросить в суде (при этом правдивость сделанного осведомителем заявления под сомнение не ставилась). Соответственно, Глэдвина нельзя было официально обвинять в нарушении обязательств, принятых на себя при вступлении в члены жюри.

      В конце концов, было найдено воистину соломоново решение: судья Касселс отвёл весь состав жюри присяжных, не сделав никаких заявлений относительно персональной виновности отдельных его членов. Он лишь обязал Глэдвина присутствовать в зале суда до окончания процесса, тем самым как бы намекнув окружающим, что отставка жюри связана именно с этим человеком. Прошло довольно много времени, прежде чем все эти перипетии стали достоянием гласности, в июле же 1952 г. они выглядели скандальными и необъяснимыми, лишь добавляя сенсационности судебному процессу.

      Слева: Уилльям Глэдвин. Справа: судья Кэсселс.

      Итак, на утреннем заседании 22 июля жюри присяжных в полном составе было отправлено в отставку, и судья постановил отобрать и привести к присяге новый состав жюри. События предшествующего дня повторились в точности – сначала отбирались кандидаты и формировалось жюри с основными и запасными членами, затем последовала их присяга, после чего был опять зачитан обвинительный акт и вновь вызваны для дачи показаний те же самые свидетели, что и накануне. И только после этого судебное разбирательство получило возможность двинуться дальше.

      Защита выбрала, пожалуй, самую неудачную линию поведения. Вместо того, чтобы упирать на неразвитость умственной и психоэмоциональной сферы Джона Страффена и доказывать невозможность подхода к такому необычному обвиняемому с традиционными мерками, Генри Элама принялся развивать весьма спорный тезис о приверженности обвиняемого фундаментальным ценностям. Вкратце линия защиты сводилась к доказательству того, что Страффен, конечно, имеет задержку умственного развития, но сама эта задержка гарантирует его законопослушание (мол, наш обвиняемый, конечно, туп, зато послушен).

      Если принять во внимание, что в суде уже выступили свидетели, рассказавшие о прежних выходках