Мы те, которых нет. Максим Шахов

Горный ручей. Еще одна скала.

      Хочется лечь и сдохнуть. Но подыхать нельзя. Хотя бы потому, что кто-то очень хочет этого.

      И вот мы перевалили через гребень и выбрались на уходящий вниз террасами каменистый склон, поросший жестким кустарником, низкими деревцами и желтой жесткой травой. Мы на месте!

      Несколько минут лежали, боясь дышать. Высматривали разведчиков, которых басмачи могли прислать заранее. И не высмотрели никого. Можно работать.

      – Обустраиваемся, – приказал я, уже просчитав сектора обстрела и выбрав складки местности и укрытия.

      Не прошло и четверти часа, как группа растворилась на склонах, исчезла, будто и не было ее. За годы войны мы усвоили простую истину – побеждает тот, кто лучше маскируется и у кого больше терпения. Маскироваться мы научились. И терпения нам не занимать.

      С нашей позиции до места засады было рукой подать. И ждать нам оставалось часа три-четыре…

      Время тянулось, как резиновое. По узкой извилистой дороге, петлявшей по низине ущелья, проследовало два человека на ослах и трое – пешком. Проехала грузовая «Тойота» с блеющими баранами в кузове. И, наконец, послышался звук мотора. Показался зеленый дребезжащий грузовик неизвестной модели.

      Из кузова и кабины посыпались басмачи. Человек пятнадцать начали рассредоточиваться на склонах. Перестраховываются гады – с такой позиции гораздо меньшим числом за минуту можно уложить нас всех.

      Осторожно выглядывая из укрытия, я обводил безбликовым биноклем бандитов. Вот и Горный Лев. В роскошном халате на голое тело, на голове чалма. Настоящий воин ислама. Вооружен – автомат Калашникова. На боку автоматический пистолет Стечкина – любимая двадцатизарядная игрушка полевых командиров.

      Надо отметить, басмачи выбрали позиции и замаскировались, используя кусты и камни, умело. На входе в ущелье поставили наблюдателя. И стали ждать.

      Вот Горный Лев вылез из укрытия и отправился проверять позиции.

      – Пора, – шепнул я Робу, лежащему рядом. – В командира пара пуль, чтобы обездвижить. Живым нужен. Остальных валим.

      Цели и сектора обстрела расписаны заранее. Два тоновых сигнала по рации. Работаем!

      Винторез хлопнул два раза почти без паузы. Горный Лев рухнул, держась за ногу.

      И тут же мы со всех стволов врезали по душманам. Шансов у них не было никаких.

* * *

      – Ты знаешь, что такое допрос первой степени?

      – Вы с дубу рухнули, военные? – Лежащий на бетонном полу, с перетянутыми скотчем руками и ногами, полковник Бульбаш держался стойко.

      Я знал, что каждый день он таскается на улицу Низами к своей любовнице – местной учительнице. На подходе мы его и взяли, запихали в кузов старенького фургончика, который Гром реквизировал у своего должника. И отвезли в давно присмотренный на такой случай подвал полуразрушенного корпуса станкостроительного завода на окраине Джамаса.

      – Под трибунал захотели?! – зарычал Бульбаш.

      – А что трибунал? Расстрела сейчас нет. К расстрелу ты нас приговорил, – пнул я его носком