Городской блюз. Илья Игоревич Наумов

хватит ли теперь заветных секунд, чтобы осуществить грандиозное, но потом вспоминал, что часы на Мехзаводе как раз пока остановились, и значит можно воспользоваться создавшимся временным пузырем. Василий вскакивал, смущал что-то штопавшую жену, нырял в чулан, гремел и лязгал, а после глубоко улыбался, демонстрируя миру набор для рисования, который у него хранился примерно в таком же чемоданчике, что и инструмент.

      Рисовал Василий с детства, но практически сразу тайком, потому что доброжелатели скоропостижно разъяснили ему про дефект, которым неизменно обладали его немногочисленные наброски. Василий почему-то совершенно не умел рисовать то, чего не видит, а видел он перед собой лист бумаги формата А3-А4, правую руку с простым карандашом и огрызки вселенной – и все это в столь гиперреалистичном разрезе, что созерцатели ежились и виновато сетовали создателю на нехватку души. Василий не принимал близко к сердцу, но художником условился не быть, и лишь иногда вспыхивал и пробовал наконец пробиться через тернии проклятого естества к раздолью неземных образов и красок.

      Василий открывал чемоданчик, в котором было около сотни простых карандашей разной твердости, отыскивал среди них подходящий по ситуации и начинал творить, используя в качестве холста старые обои, оставшиеся, после того как они решили заново обклеить кухню в том году. Василий рисовал, как умел, стирал и пробовал, как не умел, стирал и пробовал, как вообще не бывает на белом свете. Василий думал, что следует расслабиться, дать чувствам самим разбежаться изнутри и выскользнуть на желтоватое полотно штрихами графита, однако, как только мозг чуял приближение долгожданного вдохновения, он вдруг начинал генерировать мысли, от которых Василий крепче сжимал и сильнее давил на карандаш. Острее всего в эти мгновения ощущалась иллюзорность – художник резко осознавал, что в миры, спрятанные на другой стороне листа, отсюда никак уже не шагнуть, и карандаш крошился, когда идея дорывалась до этой кульминации.

      Василий надолго закрывался в комнате и шумно чиркал, чтобы кто-нибудь не расслышал чего другого. Правдоподобнее всего у него получались тусклые обои, на которых поцарапанною рукой с трижды мягким карандашом невидимый творец набросал тусклые обои, на которых поцарапанною рукой.

      ***

      Самый романтичный момент в истории Федора испортил никелевый комбинат. Позже ему казалось, что именно тогда судьба отношений с Ингой, а может быть, и со всеми остальными была предрешена, но вместе с тем ему было ясно, что опосля можно придать любому вздору таинственное значение.

      Был жаркий день, в который положено шататься по городу, уже давно не отвлекавшему от перипетий – в городе этом есть красивый фонтан, который, к сожалению, пересох, а еще там есть желтый дом культуры с колоннами, в котором магазин фототехники и бильярд. Федор держал Ингу за руку, они находились на полпути от фонтана к дому культуры, около ресторана «Яшма», где отмечали свои немногочисленные свершения орчане постарше и посолиднее. Молодые ходили