Либеральный Апокалипсис (сборник). Александр Тюрин

дожидаясь окончания эксперимента. Он даже доплатил за одноклассника полтинник и теперь внимательно слушал сбивчивую исповедь бывшего альбиноса.

      В школе они почти не общались. Но сегодняшнее приключение настолько сблизило мальчиков, что Карл неожиданно разоткровенничался и выложил однокласснику гораздо больше, чем мастеру Йоханнаддину. Обычно немногословный, он извергал из себя водопад слов, заливая новоприобретенного друга свежими откровениями.

      – Понимаешь, Сейф, дело даже не только в Самине. Ты прав, она стерва! И верно говоришь, что нельзя идти на поводу у баб. Но она назвала меня выродком. Разве такое можно стерпеть?.. А господин Ахмедссон? Он обманывал меня, говорил, что важен сам человек, а не его внешность. Фигня! Только настоящий швед может быть полноценным человеком… И отец всегда говорил: счастье, что мы – шведы… Пойми, я хочу доказать всем, что я самый настоящий швед – и внешне, и внутренне… Смотри. Настоящий швед – смугл и черноволос. Я – тоже. Настоящий швед любит меняться. Я – тоже… К тому же мутагенез – это временно. Пока мода, то да се…

      Карл запнулся, почувствовав в своей логике некий изъян. Сейфулла тут же злорадно ухмыльнулся, чем задел экс-альбиноса до глубины души. В запальчивости Карл прибег к аргументу, который до сих пор не озвучивал даже мысленно:

      – Отец всегда говорит, что в нас течет кровь шведских королей. Пусть порадуется, что я выгляжу как настоящий швед.

      Сейфулла хихикнул и критически посмотрел на смуглого брюнета, в которого превратился Карл.

      – Глупая идея, если спросить меня, – скептически поморщился он. – Лучше бы отрастил себе два хвоста. Вот уж где задачка, – вздохнул он.

      – Мода пройдет, – убежденно заметил бывший альбинос. – А Швеция останется.

      Открыв дверь своим ключом, Карл позвал отца прямо с порога. Тот откликнулся из кабинета:

      – Карл! Иди скорей, у меня для тебя сюрприз!

      «Знал бы ты про мой сюрприз!» – довольно подумал мальчик.

      Отец стоял спиной к двери и держал в руках порыжевший от древности бумажный фолиант. Заслышав шаги сына, он повернулся, посмотрел на него и застыл. Застыл даже его взор. Глаза словно заледенели.

      Несколько минут отец молча вглядывался в лицо Карла, словно ища знакомые черты, а затем выронил книгу и отвесил ему затрещину.

      Удар не был силен, однако парень упал. От неожиданности, от разочарования, от обиды, в конце концов. Отец ведь никогда не бил его, а после смерти матери даже не ругал. И тут – такое.

      С трудом Карл поднялся на ватные от слабости ноги. В голове шумело. При взгляде на застывшее лицо отца мальчика прорвало – слезы сами потекли из глаз, сквозь задушенное комком горло наружу вырвались слова то ли оправдания, то ли обвинения.

      – Ты же сам говорил… про нас, про королей… Я хотел быть шведом… Как ты, как другие… Настоящий швед – тот, кто меняется… – прерывисто забормотал подросток, глотая вперемежку слезы и сопли.

      Раскаяние, боль и что-то еще отразились на