И больше никто никогда не умрет. Наталья Александровна Веселова

целуя…

      Над камнем стоит теперь храм, где мы всей шеренгой непроизвольно падаем на колени: камень – достоверно тот самый. Фотоаппараты отказывают у всех (потом они будут периодически отказывать без видимых причин и у всех разом, то здесь, то там), но не до того: в слезах многие. Уж что-что, а горечь предательства в той или иной мере испытал на себе каждый, а на этом месте свершилось самое большое предательство на земле.

      На обратном пути через сад вместе с Ольгой К. начинаем кружить вокруг ограды – хоть бы самый маленький листочек с того дерева! Тянусь изо всех сил, едва ли не вдавливаюсь в решетку – тщетно: толпы таких желающих веками истово прыгали здесь у ограды, поэтому в последних пределах досягаемости деревья выглядят вылизанными. Но Бог милостив – маячит садовник-араб – докричаться бы! Воплю изо всех сил по-английски:

      «Один лист! Только один лист с того дерева!!!» – и мы с Ольгой получаем целую веточку. Не бесплатно, конечно, но арабы тоже жить хотят. Почти хищно делим добычу под завистливыми взглядами остальных. Потом подбираю еще два перышка горлицы (местная разновидность голубя), а Оля К. – счастливица! – такое большое красивое перо неизвестной птицы. Шепот смотрителей сада за нами: «Хорошо, когда паломники – русские. Весь мусор подберут – неделю мести не надо!». Оборачиваюсь и улыбаюсь, сообщая тем самым, что и поняла, и не в обиде.

      Солнце давно намертво повисло в зените, силы кончились почти совсем, воду уже раз выпили, в монастыре набрали святую – но и ее пьем «просто так» – а ведь предстоит еще пройти Крестный Путь.

      Что это теперь такое? Это узкие, устремленные вверх улочки в Старом городе, сплошь состоящие из магазинчиков, кафешек и лавчонок, кишашие арабами, озабоченными единственной целью – сбыть паломникам залежалый товар. На пути – остановки, отмеченные иногда часовенками. Здесь Он впервые упал под тяжестью креста. Здесь встретил Свою Пречистую Матерь. Здесь еще не христианка Вероника с уже христианским милосердием отерла Ему лицо, подарив нам, по преданию, Нерукотворный Спас.

      Не знаю, как другие, но я уже не иду, а ползу, стиснув зубы. Ползу – сытая, напившаяся воды вволю, с фотоаппаратом на шее и в приподнятом настроении. А Его вели здесь избитого многохвостой плетью (а на конце каждого хвоста – свинцовый грузик; вот что означает одно короткое слово из Евангелия – «бив»: «…А Иисуса, бив, предал на распятие»1). Его кожа была в лохмотья изодрана, мясо отставало от костей, Он шел с переломанными ребрами и размозженным носом, без воды, двое суток пищи не вкушавший, в кости проигранный римской солдатней… Иисус нес крест – пока не отдали Симону – я легко же шагаю в обнимку со своими грехами, грешками и грешищами, такими родными и приятными – Он же был совершенно безгрешен…

      Но вдруг обнаруживается, что со всех сторон на разные голоса доносится… мое имя! Надрывные выкрики «Наташа! Наташа!» и потом сопровождают меня всюду, где хоть что-то продают – а продают тут везде.

1

Марк, гл.15, ст.15