Стихея. Нана Рай

чемодан, продолжая игнорировать нарастающую мигрень. Когда же ей уже явится это чёртово слово!

      Айви устроилась на кровати между учебниками и закинула ногу на ногу:

      – Ого, впервые вижу так лаконично уложенный чемодан. В моем обычно творится хаос, – она со знанием дела постучала по стопке книг.

      Мари слабо улыбнулась и пошатнулась. Перед глазами поплыло, очертания предметов смазались. Странно, обычно она могла терпеть дольше, но не в этот раз. Она опустилась на колени и достала из чемодана записную книжку. Маленьким карандашом, который едва умещался между пальцами, Мари выплеснула терзавшее ее слово на крафтовую бумагу. Ее обезболивающая таблетка. Мигрень мгновенно отступила, а зрение прояснилось. Чертов дар вновь продиктовал свои условия, и попытка не выделяться – провалилась.

      На странице, окаймленное завитками и узорами, было написано слово.

      …скорбь…

      Очередная загадка. Почему именно оно?

      Мари опустила голову, прячась за волосами, и встала с пола. Словно издалека услышала звонкий голос Айви:

      – Ты что-то сочиняешь?

      Мари заставила себя посмотреть ей в глаза. В них читалось искреннее любопытство. Айви даже подалась вперед, но Мари поспешно закрыла блокнот.

      – У меня есть одна странность.

      – О, не переживай. Я привыкла к странным людям. Мой дядя Бернард носит носки из разных пар, причем один должен быть однотонным, а другой – в полоску. А мама так обожает день святого Патрика, что не в силах ждать целый год, а потому празднует каждый месяц, – ухмыльнулась Айви. – Видишь, во мне течет кровь странных ирландцев, так что уверена, твои закидоны меня не испугают.

      Мари поморщилась, взвешивая за и против, и села на свою кровать, устремив на Айви твердый взгляд, от которого та нервно поежилась:

      – Иногда меня мучает мигрень, и спасает только леттеринг. Когда выводишь буквы, отвлекаешься. Головная боль может напасть внезапно, поэтому не пугайся, если я вдруг начну бегать в поисках блокнота.

      – Пф-ф! Я то думала, что-то серьезное.

      – Ну, ещё я пишу стихи, – смущённо добавила Мари, и Айви вдруг оживилась:

      – Прочти, пожалуйста!

      Шелестящий шепот сорвался с губ Мари, но на этот раз она опустила взгляд вниз, рассматривая педикюр Айви ядовито-зеленого цвета:

      – Для меня твои, мама, объятия,

      Как шелковая простынь скользит

      По коже, едва касаясь распятия,

      Что на груди ярким солнцем горит.

      Для меня твои мягкие поцелуи,

      Перед сном словно песню поют.

      А вокруг дома шелестят туи,

      Источая душевный уют.

      Для меня любовь это детство,

      В нем была ты, собой украшая.

      И никто из нас не ждал бедствий,

      Что пришли к нам, грехи обнажая.

      Для меня жизнь без тебя – пытка,

      Неизвестностью рвет на клочки.

      Не осталось и тонкой нитки,

      Что к тебе привела бы в ночи.

      Для