Три прозы (сборник). Михаил Шишкин

опять перевернул. Лицо его изменилось, самодовольная улыбка исчезла. Мне показалось, что он побледнел.

      Наконец медленно произнес слово в слово написанное мной.

      – Верно?

      Снова все обернулись на нас.

      Меня пот прошиб. Я только смог промямлить:

      – Да, верно, – и брякнулся в кресло. Зал захлопал в ладоши. Анечка моя испуганно прижалась к моей руке, я стал гладить ее по головке.

      – Все хорошо, чудо мое, все хорошо!

      Объявили перерыв. Мы вышли в фойе. Моя крошка почувствовала, что со мной что-то не так, и стала хныкать. Зная, что уже не успокоить, повел в гардероб. Только стали одеваться, вдруг:

      – Вот вы где, а я вас ищу, ищу!

      Оглянулся – это Аня, с огромными накладными ресницами, в румянах. Завернута в толстый отцовский халат.

      – Пойдемте, я познакомлю вас с папой!

      Мы пошли за кулисы. Там было темно, тесно от пыльного хлама, воняло машинным маслом. Прошли мимо ряда обшарпанных дверей и остановились перед последней. Аня постучала.

      Раздался недовольный голос:

      – Кто там еще?

      Аня заглянула в комнатку:

      – Это мы!

      Мой оживший учитель чистописания сидел с закрытыми глазами перед зеркалом и тер себе виски чем-то из флакона. Сильно пахло аптекой. Ободранные стены были обвешаны дохлыми афишами.

      – Позвольте выразить вам мое восхищение, – начал я. – Вот уж не думал, что на свете еще случаются чудеса. Чтобы переплюнуть девицу Ленорман, вам остается только предсказать, помимо дня своей следующей смерти, дату и место воскрешения, а также сообщить по секрету, каким образом вы добыли тело моего покойного учителя господина Громова.

      Лунин открыл уставшие желтые глаза. Его лицо было серым в свете тусклой лампочки, лохматой от пыли.

      – Что вам еще от меня нужно?

      – Прекрати! – вспыхнула Аня. – Это же Александр Васильевич!

      Лунин снова закрыл глаза.

      Аня растерянно улыбнулась, чтобы как-то сгладить нелюбезность отца.

      – Пожалуй, мы пойдем, – сказал я. – Кажется, господин волшебник не в духе.

      Лунин вдруг грохнул кулаком о стол. Флакон подскочил и, упав на пол, разбился. Во все стороны брызнули осколки, я еле успел закрыть рукой лицо моей крошке, чтобы не попало в глаза. Она заревела.

      Лунин вскочил и сказал, стиснув зубы, почти спокойным голосом, не глядя на меня:

      – Я не нуждаюсь ни в каких защитниках. Послушайте меня внимательно. Подите все вон! Я устал! Я никому больше не собираюсь ничего объяснять. И передайте вашему прыткому следователю господину Истомину, что если этот молокосос еще раз ко мне заявится в гостиницу со своими уликами, я спущу его с лестницы!

      Я пожал плечами.

      Аня смотрела на отца с ужасом.

      Я взял ревущее чудо мое на руки, стал гладить по голове.

      – Уверяю вас, – сказал я перед тем, как уйти. – Со мною никто в жизни ни разу не позволил себе такого тона. Но я готов понять ваше состояние. Боюсь, вы недооцениваете всей серьезности ситуации. Прощайте.

      Он закричал нам вслед:

      – А