В военную академию требуется…. Надежда Мамаева

у меня дрожали руки, подгибались колени, а голова и вовсе готова была разорваться от боли. Пульс стучал набатом, и было ощущение, что череп сейчас затрещит по швам. В мозгу очумелой перепелкой билась одна мысль: как мне достать собственную одежду?!

      Сглотнула, выдохнула и отлепилась от колонны. Чуть шершавый, нагретый за день жарким южным солнцем мрамор оставлять не хотелось. И правильно не хотелось. Едва я оказалась без опоры, как тут же пошатнулась. Но стиснула зубы. Как там говорят северяне? «Даже снег, падая, продолжает идти». Чем я хуже снега?

      И я пошла. Шаг за шагом. Превозмогая боль и налегая на свою импровизированную трость, словно древняя старуха, я доковыляла до дверей. Еще никогда семь шагов не давались мне так тяжело.

      Крольчиха, до этого стригшая ушами на моей руке, вдруг резко сиганула на пол.

      – Ты что, ненормальная?! Тебе сюда нельзя! – заверещала она и даже лапой о мраморную плиту ударила.

      – Ну, значит, ты сходи, забери мой сверток, – прошипела я.

      – Может, мне, чистокровной высшей темной, еще и молебен вместо храмовника отслужить? Да если я сюда войду, то этот сарай развалится.

      Словно вторя ее словам, над дверью от косяка и выше начала расползаться трещина.

      Да что же у меня все так неудачно? Вчера склад взорвала, сегодня вот храм…

      – Не пущу! – оскалилось пушистое недоразумение и попыталось заступить мне дорогу.

      Но тут дала о себе знать клятва, ударив ее разрядом в зад. Кара возмущенно взвизгнула, но поняла, что помешать мне не сможет.

      – Ладно, суицидница, я тебя у ступеней подожду. Может, у тебя и получится, ты же вроде не полностью инициированная… – С этими словами крольчиха развернулась и, подкидывая зад с пушистым хвостиком, поскакала по ступеням вниз.

      Я вдохнула, выдохнула и дрожащей от напряжения рукой взялась за ручку двери.

      Как добрела до этой демоновой скамьи – не помню. Голова раскалывалась, из носа начала сочиться кровь. Казалось, все мое естество выворачивает наизнанку. Сграбастав сверток, я устремилась к выходу. Ну как устремилась… Улитки ведь тоже наверняка думают, что они те еще бегуны по сравнению с камнями. И сейчас я искренне надеялась, что я все же быстрее, чем эти слизни с раковинами.

      Когда я вновь оказалась на улице, крольчиха сидела на нижней ступени храма и с грустным-прегрустным видом жрала окорок. Где эта прохиндейка добыла явно дорогой кусок свинины – вопрос отдельный. Но то, как Кара это делала – вздыхая, свесив длинные уши…

      – Ты чего это? – удивилась я. Голос отчего-то изменил мне и вышел сиплым.

      – Поминки, не видишь, что ли, – не оборачиваясь, истинно по-демонски рыкнула Кара. – Иди давай, куда шел…

      И она вновь впилась зубами в мясо.

      – А кого поминаешь?

      – Свою загубленную молодость. Ну и заодно – одну дуру…

      Она не успела договорить, как до нее дошло, что, собственно, одна альтернативно одаренная еще вроде как жива и стоит у нее за спиной.

      – Ура!