Стеклянные лягушки. Мария Ботева

мама спросила:

      – Как, пойдёшь завтра?

      – Я не знаю, – ответила Маша, – с одной стороны, чего хорошего, когда вот так выгоняют, а потом зовут обратно. А с другой – может, стоит его простить. Кто бы другой стал так с нами тренироваться в гостинице. Ольга Дмитриевна вряд ли, мне кажется. Этим он мне понравился.

      – Да, – сказала мама, – мне тоже. Но ты подумай сама. Не торопись.

      Последняя тренировка

      В пятницу на завтраке Маша сказала:

      – Мама, я сегодня пойду на тренировку.

      – Уверена? – спросила мама.

      – Ага.

      – А что, в чём дело? – спросил папа.

      – Да меня прогнали вчера. Насовсем. А потом обратно позвали. Вот я и думала – стоит ли идти. Вроде бы и не стоит, но тут футбол.

      – За что это тебя насовсем прогнали? Почему я ничего не знаю? И ты что, пойдёшь на тренировку после этого?

      – Слушай, как ты думаешь, если Гульку не пускают на тренировки, то и Юльку не должны пускать, так?

      – Ничего не понимаю, – сказал папа. – Не знаю ни Юльку, ни Гульку. А с тренером твоим поговорил бы. По-хорошему.

      Маше пришлось рассказать про сестёр.

      – Маша, – сказал папа, – я тебе скажу одну вещь. Мне, конечно, хочется поговорить с этим Чистяковым, но я бы тоже тебя выгнал.

      – Но почему?

      – Потому что это не твоё дело – решать за Юльку и Гульку. И за их родителей.

      Маша молча чистила мандарин и слушала, как папа говорит, что не стоит никогда ни за кого решать. Ни к чему хорошему это не приведёт. Никто спасибо не скажет.

      – А вот с тренером твоим я поговорю. Во сколько тренировка? – спросил папа.

      – В три.

      – Понял, – сказал папа, – в три.

      Мама посмотрела на Машу как-то испуганно, и Маша поняла, что говорить этого не стоило. А как не ответить, если папа спрашивает?

      На тренировку Маша опоздала, но зато видела, как за их спортзалом разговаривают о чём-то её папа и Чистяков. Она глянула на них и быстро убежала в раздевалку. Пришла в зал, когда уже шла разминка.

      Чистяков с Голубцовым разговаривали о Маше, конечно. Папа снова выспрашивал, возьмут ли её в сборную. Чистяков отвечал, что всё решит сегодняшняя тренировка, всё зависит от того, придёт ли она на неё.

      – Что, если не придёт? – спрашивал Игорь Алексеевич. – Всё? Не попадает к вам? В калашный ряд? А если придёт? А вот я её не пущу ни в какой Киров. Что будете делать? Как будете без неё?

      – Бог мой, – сказал Чистяков, – когда вы все успокоитесь уже? Думаете, кроме вашей девочки, нам и работать не с кем? Да, перспективная спортсменка, да, талант. Но таких по области знаете сколько? Мы ездим как проклятые, видим много. Таких, как ваша девочка, – много. И это шанс ей из этой дыры вырваться. Вашей – из Лузы, какой-нибудь Ивановой – из Суны, из Фалёнок несчастных! Нет, родители встают стеной! Нет, не пустим! А что её ждёт тут? Вот ты можешь ей обеспечить нормальную форму, да те же шиповки, бутсы? Или даже если можешь, не станешь ведь ты её возить на тренировки в Киров, нет? Ехать пять часов в один конец. А здесь