Основы человечности для чайников. Екатерина Шашкова

прохромал к своей двери (за которую заглядывать было нельзя), пошуршал немного в комнате и вернулся с жестяной миской. Ксюха такие только по телевизору видела – в старых советских фильмах про ответственных советских работников, изредка заходящих в огромные советские столовые.

      В миску как раз поместились остатки котлет и макароны, а сама миска отправилась в камин и встала там поверх дров.

      – Не подгорит? – на всякий случай уточнила Ксюха.

      – Не успеет.

      Людвиг вытряхнул из пакета термос, салфетки и единственную вилку. И коробку с сокровищами, на всякий случай завернутую отдельно, чтобы ничего не выпало.

      Вилке внимания досталось больше, чем коробке. Людвиг осторожно покрутил ее в руках, внимательно изучил узор, потыкал пальцем в тупые зубцы. Вздохнул.

      – Что? – не поняла Ксюха.

      – Да ничего, отвык просто.

      – Тебе в этой вашей магической тюрьме вилок не давали, что ли? А есть как же?

      – Ложкой. Или руками. Как повезет. С вилкой, наверное, проще было бы.

      У Ксюхи возникло стойкое ощущение, что последнее предложение относилось не к еде. А к чему? Что было бы проще? Заколоть охранника? Нацарапать на стене завещание? Играть на зубцах, как на губной гармошке? Охотиться на тюремных тараканов?

      – У вас там тараканы были?

      – Я не видел.

      – А сколько ты там сидел?

      – Не знаю точно. Недели две-три. Я сначала не считал, а под конец запутался, – честно ответил Людвиг, принюхался и потянулся в камин за миской. Обжегся о металл, зашипел, огляделся в поисках прихватки или полотенца, не нашел, кое-как натянул на ладони длинные рукава свитера, подхватил миску и быстро переставил ее на пол. Снова принюхался, с удивлением уставился на тлеющий рукав, выругался, стянул свитер и потащил его в ванную. Заодно и обожженную руку холодной водой сполоснул.

      Вернулся. Опустился на шкуры. Буркнул что-то неразборчивое.

      – Очень больно? – спросила Ксюха.

      – Ерунда, на мне быстро заживает, – отмахнулся Людвиг и радостно вонзил вилку в котлету. Потом спохватился и протянул ее Ксюхе. – Будешь?

      – Ешь, голодающее Поволжье. Я потом, если останется. Или дома.

      – Спасибо. Что бы я без тебя…

      – Страдал бы. И хватит болтать с набитым ртом.

      Людвиг послушно заткнулся и занялся едой. Сейчас он ел уже не так торопливо: тщательно пережевывал, облизывал губы и вилку, жмурился, наслаждаясь вкусом (хотя какой там вкус-то, особенно у макарон?), и выглядел совсем по-домашнему. Казалось, вместе со свитером он избавился от своей обычной ершистости и обнажил прятавшегося внутри милого и спокойного человека. Хотя, скорее всего, дело было не в свитере, а в голоде.

      Впрочем, как выяснилось, свитер тоже кое-что скрывал.

      Ксюха подсела поближе, стараясь не выдать любопытства, и уставилась на руки Людвига. На предплечья. На покрывающие их татуировки.

      На первый взгляд они казались витками колючей проволоки: резкие угловатые линии, иногда