На далеких окраинах. Погоня за наживой. Николай Николаевич Каразин

растягивал слова и произносил их несколько в нос: он находил, что эта манера говорить весьма изящна. – Вы уже слишком требовательны, добрейший Станислав Матвеевич, конечно, человеческой фантазии нет границ: она безбрежна, но, принимая в расчет…

      – Извините, полковник, много, очень много обяжете. – Тут Станислав Матвеевич приятно улыбнулся и согнулся всем корпусом, приложив к сердцу правую руку. – Чаю, вина, сельтерской воды, льду… – все, что прикажете… без церемонии.

      – Если так, то я попрошу сельтерской воды и красного вина… Эта несносная жара…

      – Извините… я сейчас распоряжусь.

      Хозяин усадил гостя на ступеньках террасы, покрытых пестрым ковром, и скрылся куда-то направо.

      – Шарип! Эй, Шарип!.. – слышался хозяйский голос.

      Спящий у пруда сарт¹ приподнялся, посмотрел вокруг себя мутными заспанными глазами, поправил шапочку, зевнул на весь сад и поднялся на ноги. Лениво шагая, он пошел на зов хозяина.

      Гость сперва посидел немного, потом его сманила чистая дорожка и густая тень у пруда. Он встал и пошел, заложив за спину руки и волоча по песку свою саблю. Красивая собака лежала в траве и, подняв свою умную морду, казалось, заигрывала.

      – Ну, иси! иси!² как тебя там звать: Збогар, Мильтон, Трезор… все равно, ну, пойди, дурак, ну, иди же…

      Собака встала и подошла, виляя пушистым, мягким, как шелк, хвостом.

      – А ну, тебе, должно быть, жарко, надо покупаться, а, надо?..

      Полковник поднял какую-то щепочку, поплевал на нее и бросил на самую середину пруда. Собака все время следила глазами за щепкой, потом с размаха бросилась в воду, выловила брошенное и поплыла к берегу, здесь она с трудом, раза два обрываясь, выкарабкалась на сухое место, выпустила изо рта поноску и отряхнулась.

      – Молодец, молодец… Ай да водолаз… Ну-ка еще…

      – Вы, верно, охотник, полковник? – раздался сзади голос хозяина. – Милости просим, все готово. У меня это делается довольно скоро, потому что все под руками.

      – Да это манифик³, нечто вроде «Шахеразады», знаете, эти восточные сказки… Раз, два…

      – Усаживайтесь покойней… Лед изрублен недостаточно мелко, но это лучше: не так скоро тает… Возьмите эту подушку, вам будет удобнее…

      На террасе поставлен был низенький стол, не выше полуаршина, так что, лежа на ковре, можно было удобно доставать с него все, что нужно. Стол этот был покрыт белой скатертью, посередине стояла туземная чашка из зеленой глины с нарубленным, сверкающим льдом, вокруг нее лежали бутылочки с сельтерской водою с подрезанными проволоками, по бокам подымали свои чеканенные носики два высоких металлических кунгана⁴ (кувшина) с красным вином и стояли стаканы с чайными ложечками, тут же распространяло аромат блюдо с виноградом, персиками и гранатами, последние были разрезаны и сверкали своею кроваво-красною внутренностью в массах бледно-восковой зелени винограда.

      В углу, на последней ступеньке, кипел ярко вычищенный самовар, и тот же старик-садовник перетирал полотенцем плоские зеленые чашечки с китайскими