Журавлик по небу летит. Ирина Кисельгоф

Бухарина. – Двадцать лет в нашей жизни ничего не решают. И у нее, и у меня уже все позади. Можно со спокойной душой бороться за чужую нравственность.

      – Да? – удивилась я.

      – Да, – подтвердила Бухарина. – Я всегда была высоконравственной. В школе и в институте с мальчиками только за ручку. На последних курсах все девицы сошли с ума. Они выходили замуж одна за другой. Я могла бы остаться старой девой, если бы на горизонте не замаячил Троцкий. Я вышла за него замуж, чтобы не отстать от других.

      – Я-то не вышла, чтобы не отстать от других, – не согласилась я. – Я выждала и вышла по любви.

      – Ты – тормоз, – вредно сказала Бухарина.

      – А ты – чайник! – разозлилась я. – Кто садится за руль, не зная правил движения? Чайники! Поняла?

      – Да. Я – чайник! – снова зарыдала Бухарина. – Я ни разу не изменяла мужу. Мне было некогда. Работа, дом, работа. Муж, дочь, сын, муж. Как белка в колесе. Колесе с тремя ступеньками под названием киндер, кюхе, кирхе. Потом снова киндер, кюхе, кирхе! И так до гробовой доски. И что в итоге? А в итоге то, что Савельева меняет не только имидж, но и любовников. Она живет бурной, безнравственной жизнью. Но она живет! В отличие от меня и занудных поборников нравственности. Как я их ненавижу!

      Я перевела взгляд на поборников нравственности. Они начали кампанию в неудачное время. Их благие намерения разбились о личную жизнь бывшей жены Троцкого.

      – У Троцкого круглые глаза, – злобно сказала Бухарина. – По циркулю!

      – Сделай их квадратными, – посоветовала я.

      – Поздно! – зарыдала она.

      Сочетание личной жизни Бухариной и программы борьбы за нравственность привело меня к важному умозаключению. Иногда полезно отстать от других, чтобы финишировать первым.

      Хлопнула входная дверь – значит, домой явилось мое чадо. Странно, что так рано. Обычно его не дождешься. Гуляет до ночи, приходит позже отца. Мой сын взрослеет, у него даже глаза стали умными. Точнее, почти умными.

      – Миша! – я побежала в его комнату. – Будешь обедать?

      – Ма, – басом сказал сын. – Сделай вид, что тебя нет. Ко мне сейчас придет Маша.

      – Какая Маша? – Мой голос сел.

      – Одноклассница, – пробурчал он, перебирая свое барахло.

      – А как же Лиза?

      – При чем здесь Лиза? – Мишка оторвался от своих тряпок и выпучил на меня глаза. – Она малявка. В куклы играет. Типа, возьми совок, поиграй в песочнице. Поняла?

      – Поняла, – разозлилась я. – Барахольщик!

      – Че? – не обиделся Мишка, надевая на себя блескучую шелковую рубаху за сто пятьдесят баксов. – Нормально?

      – Так себе, – вредно ответила я.

      – А эта? – Он ткнул пальцем в рубашку за двести баксов с флоральной аппликацией на манжетах. Какого черта я купила это уродство нормальному парню? Собственноручно делаю из сына редкостного балбеса…

      – У вас с Машей намечается клоунада?

      – Че? – обиделся сын.

      – Ниче. – Я пошла к Бухариной.

      – Тебя