От Орла до Новороссийска. Группа авторов

всестороннего исследования управления, командования, быта и причин, вызвавших в Крыму смуту, и для установления виновников ее. 3. Предать всех, вызвавших своими действиями смуту и руководивших ею, военно-окружному суду, невзирая на чин и положение».

      Между тем Орлов, запутавшийся окончательно, предпринимал уже в Ставке при посредничестве известного эсера Баткина некоторые шаги, с целью подготовить себе путь отступления. 10 февраля он подчинился приказу и вышел с отрядом на фронт. Слащев, вопреки приказанию Шиллинга – расформировать отряд, распределив его по частям корпуса, – сохранил его в виде отдельной части, проявляя и к ней, и к Орлову исключительное внимание. Содружество их продолжалось недолго: 3 марта Орлов самовольно снял отряд с фронта и повел его в Симферополь. Посланные вслед Слащевым части огнем рассеяли отряд. Орлов с несколькими человеками бежал в горы – на этот раз окончательно.

      Крымские события порождали множество самых нелепых слухов, волнуя общественность, и отражались неблагоприятно на фронте. Непонимание происходящего было настолько велико, что первое время орловское выступление было взято под покровительство кубанской самостийной печатью и «Утром Юга», которые видели в нем «движение чисто политическое – восстание революционного офицерства против правых генералов…». Потом они были весьма смущены.

      Я не соглашался сменить Шиллинга не только потому, чтобы не дать удовлетворения офицерской фронде, но и по другой причине: Кавказский фронт катился к морю, назревала эвакуация. Управление и штаб генерала Шиллинга само собой упразднялись с переездом в Крым главнокомандующего. (Сенаторская ревизия генерала Макаренко⁴⁰ закончила свои действия в управление генерала Врангеля. Результаты ее не были опубликованы и мне неизвестны. В день прибытия моего в Феодосию генерал Макаренко сделал мне краткий личный доклад о первой части своей работы – одесской эвакуации. По его словам, ничего предосудительного в действиях генерала Шиллинга обнаружено не было.) Во всяком случае, как показало ближайшее время, положение в Крыму не было так безнадежно, как оно представлялось участникам описанных выше событий. Крым был сохранен, хотя и не улеглось поднятое там волнение.

      Обстановка, в которой мне приходилось работать последние месяцы, была, таким образом, необычайно сложна и тягостна. Главной своей опорой я считал добровольцев. С ними я начал борьбу и шел вместе по бранному пути, деля невзгоды, печали и радости первых походов. С ними кровно и неразрывно связывал я судьбу всего движения и свое дальнейшее участие в нем. Я верил, что тяжкие испытания, ниспосланные нам судьбою, потрясут мысль и совесть людей, послужат к духовному обновлению армии, к очищению белой идеи от насевшей на нее грязи. Я верил в добровольцев и с ними мог идти дальше по тернистой дороге к цели заветной, далекой, но не безнадежной.

      28 февраля я получил телеграмму от командира Добровольческого корпуса, генерала Кутепова: «События последних дней на