Холоп. Официальная новеллизация. Ольга Погодина-Кузмина

негромко вмешалась:

      – А инфаркт у жены в этой схеме не предусмотрен?

      – Она в свои сорок пять спит с тремя. Какой инфаркт? Большое здоровое сердце. Лев, – неожиданно просто и вежливо разноглазый висельник представился Павлу Григорьевичу.

      – Павел, – пожимая руку, ответил Павел Григорьевич. Ему вдруг стало легко и почти спокойно.

      Анастасия тихо проговорила:

      – У Паши проблемы с сыном.

      Разноглазый Лев моргнул, пробормотав:

      – Извините, я в туалет. – И, зайдя за ширму, продолжил: – Я слушаю!

      Анастасия поведала невеселую историю Гришиных подвигов. Павел Григорьевич молча, благодарно разглядывал Настин профиль, пока та вещала в сторону ширмы:

      – И вот, сын, двадцать семь лет, совсем отбился от рук. Типичный мажор, со всеми вытекающими… Помочь надо хорошему человеку.

      Лев вышел. Деловито спросил про сына:

      – Курит?

      – Да… Курит тоже, да, – выдохнул павший духом Павел Григорьевич.

      Лев сверкнул глазами, вытащил пачку сигарет, протянул Павлу:

      – Отучим. Простая схема. Я – это вы, вы – это он. Вот сигареты. (С пафосом.) Сын! Гришенька! Если еще раз увижу тебя с сигаретой, отрублю себе палец. Так и знай.

      Павел Григорьевич поддержал игру. Вспомнив нетрезвое лицо Гриши в «обезьяннике», он достал из протянутой пачки сигарету, вставил в зубы и усмехнулся, как мог противнее. Разноглазый Лев взял со стола нож и отрубил себе палец.

      Кровь хлынула фонтаном. Павел Григорьевич поперхнулся незажженной сигаретой:

      – Вы… ты… ты…?! Настя, звони в скорую!

      Анастасия ответила ему улыбкой Джоконды.

      Павел схватил со стола какую-то тряпку, пытался зажать ею место отрубленного пальца. Лев, отжимая свой настоящий палец, объяснил фокус, смеясь:

      – Детский сад, конечно. Примитивный механизм. Но работает идеально, Павел.

      – Тьфу ты, Лев!

      Когда мужчины снова пожали друг другу руки и стало понятно, что дело пойдет, Анастасия заметила:

      – Там – посерьезнее ситуация.

      – Это я понимаю, – важно отозвался Лев, – Вы на какой стадии отчаяния? На последней? Дошли до ручки?

      Павел Григорьевич кивнул.

      – Дошел. Только бы спасти сына.

      – Прекрасно. Значит, вы готовы на всё. И горе тем, кто не с нами! – завершил разноглазый маг Лев своим сиплым, теперь казавшимся очень мелодичным, голосом.

      Глава IV

      Казнь

      Гриша открыл глаза и увидел, что лежит на деревянном полу на грязной соломе. Голова гудела, во рту был противный горький привкус.

      Бревенчатый потолок. Сквозь узкие окошки светило солнце. Пахло навозом и какой-то кислятиной. Кто-то тормошил его за плечо, приговаривая негромко и словно испуганно:

      – Гришка, вставай! Это я, Прошка!

      Гриша только отмахнулся со стоном. Голова раскалывалась, спина ныла. Скосив глаза, увидел какого-то чумазого парня в дурацкой шапке и деревенской холщовой рубахе. «Официант,