Правила виноделов. Джон Ирвинг

с ней, но тогда за каким дьяволом мать притащила ее с собой? Что, она так остро нуждалась в компании или этот поход замышлялся как наставление? Смотри, мол, такое и с тобой может случиться!

      А хор уже бился в истерике, захлебываясь в любви к Господу и трепеща перед слепой судьбой (verblendenen Geschike).

      Уилбур Кедр вперился в закрытую дверь, за ней явно кого-то вырвало. В раскрытое окно влетела пчела и сразу же вылетела обратно; так ей показалось тут жутко, что, наверное, и цветы приняла за искусственные. Кедр заметил, что старуха-литовка узнала его – более того, придумала новый способ демонстрировать бородавку, которая за это время слегка изменила цвет, да и волоски на ней подросли. Она пальцами мяла кожу вокруг бородавки до покраснения; казалось, бородавка вот-вот лопнет, как созревший фурункул. Ее беременная дочь не замечала омерзительного представления, устроенного матерью; ее взор иногда падал на Кедра, но она его явно не узнавала и сидела, уставившись в пол с типично литовским, по его мнению, выражением лица. Возможно, ее муж выбросил-таки ребенка в окно и она лишилась рассудка, подумал Кедр. На мгновение ему показалось, что хор в передней запел по-литовски, но тут донеслось что-то о сражении между «Gott und Schicksal» – явно между Богом и Судьбой, явно по-немецки.

      Крик, прорвавшийся через закрытую дверь, перекрыл ликующие голоса, уверявшие, что Бог одержал победу. Девочка вскочила со стула, села, обхватив руками плечики, и в голос заплакала. Потом уткнулась в колени матери, пытаясь подавить рыдания. Значит, это она плакала. Значит, дочь нуждается в аборте, а не мать. Девочке на вид было лет десять – двенадцать, не больше.

      – Простите, – обратился Кедр к матери, – я врач.

      Он почувствовал себя актером, знающим силу своего таланта, но одной неудачной фразой погубившим свое выступление. «Я врач». Ну и что из этого следует?

      – Так вы врач, – с горечью произнесла мать; Кедр обрадовался уже тому, что говорит она не по-литовски. – Чем вы можете нам помочь? – спросила женщина.

      – Какой у нее срок? – вопросом на вопрос ответил Кедр.

      – Месяца три. – В ее голосе послышались настороженные нотки. – Но я им уже заплатила.

      – Сколько ей лет? – спросил Кедр.

      Девочка подняла голову с материнских колен; убрала попавшую в рот грязновато-серую прядь русых волос.

      – Мне уже четырнадцать, – проговорила она, словно оправдываясь.

      – Четырнадцать будет на следующий год, – уточнила мать.

      Кедр встал и обратился к кассиру:

      – Верните им деньги. Этой девочкой буду заниматься я.

      – Я так понял, что вы пришли насчет консультации, – сказал кассир.

      – Чтобы дать консультацию, – поправил его доктор Кедр.

      – Можете кое-что и узнать, – заявил собеседник. – В оплату услуг входит задаток. А задаток не возвращается.

      – Какой задаток? – осведомился Кедр.

      – Допустим, половина, – сказал кассир.

      – «Eure