Билет на ладью Харона. Василий Звягинцев

интервалами, стараясь, чтобы легли они как можно более широким веером.

      Не ударил еще первый разрыв, а он уже летел вниз, почти не касаясь подошвами ступенек.

      Упершись плечом в литой чугунный столб арочного подпора, прикрывший его от разлета последних осколков, Тарханов едва дождался, пока осядет дым, известковая и кирпичная пыль, вскинул ствол пулемета и выжал спуск.

      Черт с ним, со стволом, пусть плавится. Тут главное – погасить тех, кто еще сохранил способность шевелиться и сопротивляться.

      Слева направо Тарханов вел стволом строго по периметру холла.

      Силы в руке едва хватало, чтобы удерживать его на нужном уровне, не допускать увода вверх.

      Гильзы звонко разлетались по мраморному полу, пули с чмоканьем входили в человеческие тела, а которые пролетали мимо, крушили мозаичные стеновые панели, уцелевшую с позапрошлого века голубую и золотистую кафельную плитку.

      Пулемет последний раз лязгнул затвором и смолк. Как раз тогда, когда закончил свое дугообразно-плавное движение. То есть кончилась лента. Менять барабан было некогда.

      Крики, которые Сергей не слышал из-за грохота пулемета и давнего звона в ушах, вдруг стали различаться. И крики эти были отнюдь не торжествующие, не боевые. Недавние герои верещали от боли и страха смерти, звали на помощь, кто-то, может быть, пытался собрать возле себя еще способных сражаться. Тарханов не вслушивался.

      Он пробирался через лужи крови и растерзанные тела туда, где видел сквозь мглу вроде бы исправный станковый пулемет, сторожко водя вокруг «рапирой»

      Постепенно становилось тише. Просто все меньше и меньше оставалось тех, кто еще был в состоянии кричать.

      Да, «гочкис», развернутый из тамбура внутрь зала, был в порядке. Из приемника свешивалась довольно длинная лента, полная патронов. Рядом еще две зеленые коробки.

      И успел припасть к его прикладу в самое время.

      Теперь пришлось пройтись огневым шквалом по галерее и выходам из коридоров.

      И эта лента кончилась слишком уж быстро, но зато и желающих проверить, есть ли еще патроны у неизвестно откуда взявшегося шайтана или внезапно сошедшего с ума боевого товарища, поблизости не осталось.

      Уж больно все хорошо идет, мельком подумал Тарханов, не должно бы так везти второй раз подряд.

      Сейчас бы не искушать судьбу, забиться в тихий уголок и предоставить остальное бравым ставропольским егерям.

      Или хотя бы глотнуть сотню граммов коньяку, чтобы разбавить избыток адреналина в крови.

      Нет уж, ваше высокоблагородие, раз взялся, так взялся.

      Пора бы уже и подлететь ребятам… Однако.

      Он взглянул на часы. Черт возьми, всего восемнадцать минут прошло. Значит, минимум еще десять придется держаться.

      А слева распахнутые стеклянные двери перехода в новый корпус. И оттуда в любую секунду может набежать еще неизвестно сколько чурок, простите за выражение.

      Тарханов вдруг ощутил смертельную усталость. Он заметил это по тому, что с трудом сумел