По осколкам памяти. Ксения Хиж

мама бросила варежки на табурет. Большую деревянную дверь, ведущую в жилую часть дома, открыла сама. И приветственно пригласила рукой.

      Внутри стоял настоящий холод, практически ничем не отличавшийся от уличного. Полумрак. Тот же запах сырости, трав и плесени. Это точно жилой дом?!

      – Ты проходи, дочка, проходи. – Она ткнула меня в спину костяшками пальцев. – Сейчас тебе твою комнату покажу. Ох, сколько же ты не была здесь.

      Я моргнула, когда тусклый желтый свет заполнил пространство.

      – Сейчас печку протопим и потеплеет. Борь, поможешь? – она обратилась к стоящему в коридоре Борису. Тот хмыкнул, кивнув. – Боря то с нами не жил, и не живет. Он в приюте вырос. Сдала его по молодости лет. В жизни всякое бывает. Но теперь он снова со мной. И помогает мне. Молодец, сын.

      – Теперь буду с вами, – отозвался он, и я отчего-то вздрогнула, заловила ртом воздух, не зная, что сказать. Он стоял в шаге от меня, потирал покрасневшие от мороза руки, смотрел в глаза и ухмылялся. Да, я тоже была удивлена, когда узнала, что санитар морга, что, кажется, влюблен в Людмилу, и есть мой брат. Еще больше был удивлен Радислав Георгиевич. Только Макар был, как всегда спокоен и непоколебим. Он сказал, что волноваться не о чем. Да и результаты теста ДНК придут со дня на день. Хотя в этом надобности особой нет – и так всё всем понятно.

      Но я все же решила дождаться теста. Мутные сомнения мучают изнутри, буквально выжигают душу.

      – Холодно, – сказала я и поежилась. Села на табурет, разулась.

      – Совсем мне одиноко было, после того как ты ум…ушла. Бросила меня одну.

      Мама вонзила в меня упрекающий взгляд. Я словно ощутив вину, поспешно отвела глаза. Бегло, но жадно осмотрелась.

      Кухня. Довольно просторная.

      Стены, обклеенные обоями молочного оттенка с мелким рисунком – кофейная пара и ложечка. Кухонные шкафчики белого цвета: верх и шоколадного низ, стол со скатертью расцветки полевых цветов и бежевая шторка на окне.

      – Горшочки с геранью! – сказал Борис, уловив мой взгляд. – Ты сама их вырастила. Правда, ведь, мам?

      Мама выбежала из коридора и бросила у моих ног тапочки.

      – Правда, правда! – она засуетилась у плиты. Чиркнула спичка, зашипел газ – синенький чайник со свистком. Борис, наконец, занялся дровами и печкой.

      Я поежилась. Странное чувство росло внутри – тревожность и что-то подобное страху.

      Кто эти люди? Почему я их совсем не помню?

      Это ведь то же самое как остаться наедине с незнакомцами в чужом и неприглядном месте.

      То, что дом мне не нравился, я уже знала точно. Выдохнув, свесилась с табурета, чтобы обуть тапки, как на мгновение мир пошатнулся, и я услышала громкую музыку, а перед глазами завертелся огромный роскошно украшенный зал, с хрустальными люстрами, широкой лестницей, что вела на второй этаж. Роскошный дом. Дом!

      Я вздрогнула и промогралась. Видение исчезло. И я снова ощутила себя не на своем месте – на этом старом табурете в пропахнувшем сыростью доме.

      – Идем, покажу тебе наше гнездышко, – проворковала мама и