Колумб Замоскворечья. Александр Островский

Аграфена Кондратьевна!

      Аграфена Кондратьевна. А кто ее дразнит? Сама привередничает.

      Устинья Наумовна. Пожалуй, уж коли тебе такой апекит, найдем тебе и благородного. Какого тебе: посолидней али поподжаристей?

      Липочка. Ничего и потолще, был бы собою не мал. Конечно, лучше уж рослого, чем какого-нибудь мухортика. И пуще всего, Устинья Наумовна, чтобы не курносого, беспременно чтобы был бы брюнет; ну, понятное дело, чтоб и одет был по-журнальному. (Смотрит в зеркало.) Ах, господи! А сама-то я нынче вся, как веник, растрепана.

      Устинья Наумовна. А есть у меня теперь жених, вот точно такой, как ты, бралиянтовая, расписываешь: и благородный, и рослый, и брюле.

      Липочка. Ах, Устинья Наумовна! Совсем не брюле, а брюнет.

      Устинья Наумовна. Да, очень мне нужно на старости лет язык-то ломать по-твоему: как сказалось, так и живет. И крестьяне есть, и орген на шее; ты вот поди оденься, а мы с маменькой-то потолкуем об этом деле.

      Липочка. Ах, голубушка, Устинья Наумовна, зайди ужо ко мне в комнату: мне нужно поговорить с тобой. Пойдем, Фоминишна.

      Фоминишна. Ох, уж ты мне, егоза!

      Уходят.

Явление седьмое

      Аграфена Кондратьевна и Устинья Наумовна.

      Аграфена Кондратьевна. Не выпить ли нам перед чаем-то бальсанцу, Устинья Наумовна?

      Устинья Наумовна. Можно, бралиянтовая, можно.

      Аграфена Кондратьевна (наливает). Кушай-ка на здоровье!

      Устинья Наумовна. Да ты бы сама-то прежде, яхонтовая. (Пьет.)

      Аграфена Кондратьевна. Еще поспею!

      Устинья Наумовна. Уах! фу! Где это вы берете зелье этакое?

      Аграфена Кондратьевна. Из винной конторы.(Пьет.)

      Устинья Наумовна. Ведрами, чай?

      Аграфена Кондратьевна. Ведрами. Что уж по малости-то, напасешься ль? У нас ведь расход большой.

      Устинья Наумовна. Что говорить, матушка, что говорить! Ну, уж хлопотала, хлопотала я для тебя, Аграфена Кондратьевна, гранила, гранила мостовую-то, да уж и выкопала жениха: ахнете, бралиянтовые, да и только.

      Аграфена Кондратьевна. Насилу-то умное словцо вымолвила.

      Устинья Наумовна. Благородного происхождения и значительный человек, такой вельможа, что вы и во сне не видывали.

      Аграфена Кондратьевна. Видно, уж попросить у Самсона Силыча тебе парочку арабчиков[3].

      Устинья Наумовна. Ничего, жемчужная, возьму. И крестьяне есть, и орген на шее, а умен как, просто тебе истукан золотой.

      Аграфена Кондратьевна. Ты бы, Устинья Наумовна, вперед доложила, что за дочерью-то у нас не горы, мол, золотые.

      Устинья Наумовна. Да у него своих девать некуды.

      Аграфена Кондратьевна. Хорошо бы это, уж и больно хорошо; только вот что, Устинья Наумовна, сама ты, мать, посуди, что я буду с благородным-то зятем делать? Я и слова-то сказать с ним не умею, словно в лесу.

      Устинья Наумовна. Оно точно, жемчужная, дико сначала-то, ну, а потом привыкнешь, обойдетесь как-нибудь. Да вот с Самсон Силычем надо потолковать, может он его и знает, этого человека-то.

Явление восьмое

      Те

3

Арабчик – червонец. (Прим. авт.)