Памфлеты. Сергей Снегов

уже в ста метрах предметы расплывались. Солнце холодным оранжевым шариком тускло светило в пыли.

      Эриксен думал о том, что с детства не видел звезд. О звездах не приходилось и думать. Ураганы пыльной войны день и ночь гремели над планетой, они лишь меняли направления, обегая за сутки все румбы света и тьмы. Люди вставали и засыпали, работали и отдыхали под вечный, непрерывный, наполняющий уши, раздирающий тело грохот.

      Планета была отполирована ветрами, красноватый грунт сверкал, как металл, он был металлически тверд и гладок, а все, что можно было извлечь из него, давно было извлечено и, не оседая, вечно моталось в воздухе. Оранжевый шарик солнца светил так тускло, что казался не оранжевым, а серым. «Серое солнце, – с тоской думал Эриксен. – Холодное серое солнце. А спутников Марса вовсе уже не видно!»

      Еще он думал о том, что на далекой Земле, покинутой его предками, никогда не бывает пыльных бурь и люди там могут разговаривать без приборов и без приборов слушать, не рискуя быть оглушенными. Эриксен опасливо одернул себя. О Земле размышлять было заказано. Земля была навеки закрыта для глаз и разговоров. И Северная Демократия, и Южная Диктатура, враждовавшие между собой на Марсе, одинаково запрещали вспоминать Землю, жестоко наказывая ослушников. Эриксен порой нарушал запрет. Но то, что сходило с рук дома, могло выйти боком в казарме.

      – Еще попаду под удар гамма-карателей, – пробормотал Эриксен. – Только этого недоставало – гамма-казни!

      Из канцелярии выкатился Беренс.

      – Строиться, ленивцы! – гремел Беренс, заглушая вой урагана. – Напяливай боевую оболочку, разгильдяи!

      Проктор, пробудившись, сладко зевнул.

      – Чего-то я ему пожелал бы, только не знаю – чего.

      – А я пожелал бы, чтоб он уткнулся носом в грунт, а потом погнал нас в казарму на отдых, – сказал Эриксен, наблюдая, как сержант расталкивает спящих солдат.

      Эриксен еще не закончил, как Беренс свалился с грохотом, отдавшимся во всех ушах.

      Вскочив, он заревел:

      – Чего вылупили лазерные гляделки, гады? Живо запускайте моторы, скоты, и марш в казарму на отдых!

      Солдаты кинулись к оболочкам. Взвыли воздушные двигатели. Взвод, человек за человеком, поворачивался в сторону казармы.

      Сержант Беренс, раздувая горловой микрофон, завопил еще исступленней:

      – Куда, мерзавцы? Отставить отдых! Стой, кому говорю!

      Взвод торопливо выворачивался от казарм на сержанта. Беренс, катясь вдоль строя, неистовствовал:

      – Какой недоносок скомандовал моим голосом возвращение? Я сам слышал, что голос мой, меня не проведете, пройдохи! Я спрашиваю, бандиты, кто кричал моим голосом?..

      Беренс докатился до Проктора и яростно заклекотал:

      – Это вы, негодяй? Вы, обжора? Вы, проходимец?

      Он ткнул кулаком в Проктора.

      Затрепетав, Проктор гаркнул:

      – Никак нет, не я. Так точно, не я.

      – Это ваша работа, Эриксен! – надрывался сержант. – Вот они где сказались, ваши психические