Памфлеты. Сергей Снегов

должком?

      В этот момент в лаборатории возник Роуб. Он влетел, неслышный и темный, растопырив похожие на крылья, заросшие волосами уши, раздувая синеватый широкий нос. У него радостно запылали глаза, когда он посмотрел на Паркера. Летучие мыши всегда остолбеневают в воздухе, когда видят жаб.

      – Вам придется подождать, пока я закончу с этим господином, – сказал я Паркеру. – А вы, Роуб, присаживайтесь вот сюда. Я вижу у вас в руках новое соглашение? Давайте-ка его, Роуб.

      Я положил соглашение на стол и принялся настраивать Электронный Создатель на мысли Роуба обо мне. Но проклятый соглядатай не отрывался от Паркера и думал лишь о нем.

      – Роуб, вы глядите не туда и думаете не о том, – сказал я строго. – Вы написали какую-то чепуху, а не договор, Роуб.

      Ему пришлось поневоле повернуться в мою сторону. К его лицу я уже привык за время работы в фирме «Эдельвейс и братья», но голос, так не походивший на его облик старого лохматого нетопыря, всегда меня поражал. Роуб заблеял, что соглашение составлено по форме, а про себя думал обо мне что-то яростное. Генетическая формула, записанная Электронным Создателем на основе его мыслей обо мне, даже на экране выглядела чудовищной.

      – Вот вам чек, Паркер, – сказал я. – Надеюсь, наши взаимные расчеты завершены? А вы, Роуб, держите подписанное соглашение.

      Паркер удалился, а Роуб вскочил. Он блеял так быстро, что последующие слова в воздухе перегоняли предыдущие и предложение становилось похожим на:

      – Профессор человек за что? Пришел вам к он зачем?

      Я это расшифровал так: «Что это за человек? Зачем он к вам пришел?»

      – Разные люди ходят ко мне, – сказал я веско. – И по разным причинам, Роуб.

      Он блеял все так же энергично и еще непонятней, а я переводил его выкрики на человеческий язык. На этот раз получилось более длинно:

      – У него что-то подрывное в лице! Вы заметили, как он нехорошо улыбается? К этому человеку нужно присмотреться, понимаете, такая штука.

      – Присмотреться к нему не мешает, – согласился я.

      Роуб, еще шире растопырив похожие на крылья волосатые уши, торопливо унесся за Паркером, а я через полчаса отправил в питательные чаны две только что синтезированные зародышевые клетки моих новых двойников.

      Вечером этого же дня я принимал у себя четвертого и пятого двойников. Они вошли вдвоем. Четвертый, от Мак-Клоя, был невысокий, быстренький хохотун; пятый, от Гопкинса, – замедленный, недоверчивый мужчина из тех, что себе на уме.

      – Привет, привет! – еще на пороге развязно закричал Четвертый. – Здравствуйте, как поживаете? У меня великолепный план, профессор, пустяки, миллиончиков на двадцать, на больший кусок я не собираюсь вас облапоши… предложить вам участвовать.

      – И напрасно, – попенял я, пожимая ему руку. – Большего прохвоста, шарлатана и лжеца, чем вы, в мире не существовало со времен археоптериксов и цератозавров.

      – Ага, вы уже слышали обо мне! – сказал он бодро. – Тем лучше, тем лучше. Так вот, мы