Мертвый аул. Анна Былинова

Солбон. Не знаю – почему, но этот мужчина в бурятском халате, с круглым медным толи* на груди внушал доверие.

      Он положил листочек перед собой, закрыл глаза и что-то запел на бурятском языке. Сначала тихо, затем голос его окреп, он начал раскачиваться на скамье из стороны в сторону. В песне шамана я вдруг услышала мамино имя, затем название района и поняла, что он призывал духов помочь. Пение продолжалось несколько минут, все это время я напряженно смотрела на молодое, даже юное лицо шамана и думала об одном: «Если ты настоящий шаман, ты увидишь ее».

      Внезапно оборвав песню, он открыл глаза и остановил на мне тяжелый взгляд. По этому взгляду мне вдруг стало ясно, в какие дали уходил шаман в своем трансе, где летала его душа: взгляд его был словно издалека, из какой–то неизведанной далекой галактики. Я терпеливо ждала, когда он окончательно вернется. Помолчав немного, он заговорил на бурятском. Я замотала головой: мол, не понимаю. Солбон перешел на русский язык:

      – Я видел… Знаете… Река и там камень… Как называется? Такой мелкий камень?..

      Он потер большим и указательным пальцем.

      – Галька? – подсказала я.

      – Да, галька мелкая… Берег. Костер и там старая бабка… Одета, как очень давно одевались… Очень давно… Сидит, довольная. Трубку курит вот так…

      Солбон поднес пальцы к губам и изобразил, как бабка курит трубку.

      – У нее бубен рядом… Шаманка ваша.

      – Наша?

      – Да, довольная… Сидит, курит.

      – У нас нет шаманов, – возразила я.

      – Там! Давно очень… У старших родственников надо спрашивать.

      Я замотала головой.

      – Не понимаю.

      Солбон терпеливо пояснил:

      – У вас шаманы в роду были. Часто это они подсказку дать хотят… Я вашу маму не увидел. Я говорю только то, что вижу.

      Шаман участливо смотрел на меня. Я молчала. Не хотела ни спрашивать ни о чем и ни о чем не спорить. Мама как-то рассказывала, что наш род достаточно древний и когда-то в нашем роду были шаманы. После кровавой революции 1917 года последний шаман рода был убит, и никто так и не принял дар*, который должен был передаться по наследству. Правда это или не правда – я не знаю, но тогда словам мамы я не поверила, да и вообще скептически отношусь к этой теме. Относилась.

      Солбон чуть наклонился ко мне.

      – Понимаете, я вижу, когда человек живой. Если у меня спрашивают, вот потерялся давно – на заработки уехал и не вернулся. Я в транс вхожу, смотрю… Вижу – он пьяный ходит. Запах алкоголя даже идет… Пьянствует. Живой. Чувствую – живой… Хотя родственники уже похоронили его. Потом – три месяца, четыре месяца пройдет, звонят мне, говорят – нашелся… А вашу маму я не чувствую… Дай Бог, чтоб я ошибся… Надо, чтоб она нашлась…

      После этих слов Солбон встал и сказал:

      – Пойдемте на улицу, надо побрызгать молоком. Берите молоко. Я буду молитву читать, потом, когда скажу – брызгайте. И вот это тоже возьмите… Подношение.

      Я послушно взяла со стола блюдце со сладостями и молоко и пошла за шаманом. На улице он начал молиться