Тайны Древнего Лика. Алексей Корепанов

продолжало оставаться изваянием.

      – Откуда вы?

      Глаза изваяния медленно открылись, и Келли увидел, что они очень красивые, небесно-голубые. Женщина глядела прямо на него, но взгляд ее был странным, отсутствующим, как бы обращенным не наружу, а внутрь. К иному. Секунду спустя в ее глазах мелькнула какая-то искра, и женщина тихо, но внятно, с облегчением произнесла:

      – Ясон… Вернулся… Нашел…

      Синчин вновь лихорадочно заработал своей ручкой.

      – Кукла Барби… В комнате… Аквариум… В Чаттануге… И Лео… Красный Гор отпустил…

      Журналист вскочил со стула и выключил мешающее радио. Плюхнулся обратно и забросал женщину вопросами:

      – Кто такой Лео? Кто такой Красный Гор? Вы из Чаттануги? Вы были в Чаттануге?

      Женщина склонила голову в сторону радиоприемника и брови ее поднялись, словно она недоумевала, почему стихли голоса.

      – «Аполлон»… Луна… «Арго»… Нашел…

      Звук открывшейся двери заставил Дэна Келли вздрогнуть.

      – Что здесь происходит? Кто позволил?

      Внушительных размеров бородач в очках и белом халате решительным шагом приближался к кровати с таким возмущенным видом, словно вместо двух прилично одетых мужчин увидел здесь неопрятных скрюченных гоблинов из народных сказаний. Из-за двери испуганно выглядывала рыженькая медсестра, которую Синчин называл Ди.

      – Видите ли, док… – поднимаясь со стула, начал было Марк, но здоровяк, замахав руками, рявкнул так, что заколыхалась вода в стоящем на тумбочке стакане:

      – Немедленно покиньте палату!

      – Мы подождем вас в коридоре, док, и я все объясню, – оставил за собой последнее слово привычный к любым передрягам газетчик.

      На пороге палаты Келли оглянулся, но широкая спина врача закрыла от него женщину с глазами цвета спокойного неба.

      «Жаль, что я не Ясон, – подумал он. – И вообще…»

      5

      Уже смеркалось и на улицах зажглись фонари, когда Келли припарковал автомобиль в квартале от ограды больничного комплекса. Выставив локоть в открытое боковое окно, он закурил и стал ждать, пока сумрак наберет силу и перевоплотится в ночь. От чуть ли не двух десятков чашек кофе, выпитых за день, во рту было горько, и к горлу то и дело подкатывали кислые волны изжоги.

      После того как Келли и журналиста вытурили из палаты, разговор с врачом не получился. Точнее, общение было, но состояло оно из монолога врача. Врач в самой категорической форме потребовал, чтобы ни Келли, ни Синчин в течение как минимум недели даже не приближались к больнице. Они посидели в кафе, обмениваясь вялыми фразами (а о чем можно было говорить, что анализировать: полубессвязные высказывания не совсем психически здорового человека?), – и распрощались. Уже выехав из Солсбери, Дэн спохватился, что так и не увидел номер «Кроникл» с заметкой о происшествии в Стоунхендже; он не напомнил Синчину, а газетчик, наверное, и вовсе не держал это в голове.

      А уже преодолев значительную часть пути до дома, возле Ковентри,