Ротмистр Гордеев. Эскадрон особого назначения. Дмитрий Дашко

солдат, бросаем по горсти земли, читаем молитву, закапываем и делаем небольшой холмик, в который Лукашин-младший втыкает импровизированный крест.

      – Что будете делать с ним? – кивает в сторону демона барон. – Он ведь гражданский…

      – Этот гражданский убил наших ребят. Как думаете, какой приговор могут вынести их товарищи? – задаю встречный вопрос я.

      Не время и не место разводить политесы. Перед нами нечисть, опасный и коварный враг. Окажись кто-то из нас на его месте, пощады не жди.

      – Пасую перед вашей логикой, – быстро соглашается Маннергейм.

      Скорее всего, он и без меня склонялся к такой же мысли, но был нужен толчок.

      – Тимофей, – делаю знак характернику я.

      Тот понимающе кивает, выхватывает шашку… Хек! Голова твари, отрубленная с одного удара, катится с наклона, попадает в ямку и замирает, уставившись пустыми глазами в небо, затянутое облаками.

      – Уходим, – командую я.

      На душе все еще скребут кошки, особенно как вспомнишь пулеметчиков.

      Если бы я имел право – остался бы с ними, прикрывать отход отряда, но… я несу ответственность и за других.

      – Густав Карлович, у вас найдется что-нибудь выпить…

      – Я так понимаю, о воде речь не идет, – хмыкает барон.

      – Верно понимаете. Мне немного. Буквально капельку.

      – Французский коньяк подойдет?

      Делаю квадратные глаза.

      – Шутите?

      – Да уж какие могут быть шутки в таких обстоятельствах? – удивляется тролль. – Прихватил с собой самую малость. Думал распить с вами при более приятных обстоятельствах, а так…

      Он извлекает из недр своего вещмешка маленькую стеклянную бутылочку.

      – Настоящий. Купил, когда был в Петербурге.

      Перевожу взгляд с Маннергейма на коньяк и обратно.

      – Простите, Густав Карлович, я передумал. Давайте в другой раз, как вернемся к нашим.

      – Договорились! Тогда угощение с вас!

      – Конечно!

      Идем дальше, внезапно откуда-то сзади доносятся крики, чьи-то довольные голоса. И это точно не джапы, каждое второе слово сопровождается нашим русским «мать-перемать».

      Кто это может быть?! Сердце радостно замирает…

      – Жалдырин! Ты! – кидаюсь на командира пулеметной команды, тискаю в объятиях, жму руку.

      С ним еще несколько бойцов, Буденный и… пулеметы, включая трофейные «гочкисы». Как это они доперли на себе – ума не приложу.

      Что с остальными людьми – спрашивать не надо. То, что вернулись Жалдырин и часть его команды – уже действительно чудо, о котором я только мечтал.

      – Как ты? – этот простой вопрос вмещает в себя кучу всего.

      – Задали мы им жару! Долго еще нас помнить будут! – зловеще усмехается мореман. – Полторы роты уложили, если не больше. Эх, видели бы вы это, вашбродь! Жаль, патроны быстро кончились, а то б мы до вечера еще воевали.

      От возбуждения его аж трясет. Понятно, горячка, еще не отошел от боя.

      – Как вам вырваться удалось? – задаю