Татарочка. Седрак Вартгезович Симонян

мой младший, очень слабый здоровьем, куда уж тут его шлёпать-то? Врачи советуют увезти его на юг, здешний климат ему не годится, так сын со снохой, замышляют купить дом в Крыму.

      – И вы уедете с ними, да, дедушка?

      Прежде чем ответить, Алексей вернулся к столу, присел на диван:

      –А мне юг вреден, так что я здесь останусь, а заодно за квартирой да за дачей прослежу.

      Он и не заметил, какой радостью наполнилось личико Асеньки.

      – Я обидела вас, простите, дедушка.

      – Ладно, дитя, это же я сам тебя и разозлил.

      – Почему, дедушка?

      – Хотелось подшутить, поговорить.

      – Все взрослые так шутят, да?

      – Э-эх! Может, в душе-то я моложе тебя. Не веришь? И страдаю в изношенном моём теле. А ничего нельзя сделать, разве что молиться…

      – Непонятные слова говорите, дедушка. Вам очень грустно, да?

      – Я-то как раз говорю понятно, а вот ты ворчишь, как старушка. Лучше постарайся оставаться в своём возрасте, как Богом данной, в образе своём. И не гонись за призраками дальними. Это бесполезно, а взросление, само настигнет. Всё в своё время.

      От услышанного, растерявшиеся Асенька, уже и слов не проронила. Но когда Алексей, увлёкшись, вновь слушал новости по телевизору, тихо промолвила:

      – Дедушка Алексей, Я хочу, чтобы ты не уехал. Если можно. Пожалуйста…

      – Э-эх, дитя. Все уходят. Каждый в свой час. Ладно, давай сейчас заглянем твои рисунки. А то слишком грустное у нас получается разговора. – Алексей взял альбом, пролистал. – Странно, у тебя одни горы да море…

      – Да, синее-синее! А у моря, наш дом.

      – Заметно, да. А почему труба дымит, как паровоз.

      – Это моя мама готовит что-то вкусное, вкусное для меня.

      – А говоришь, что не видела моря. Может, твоя родня, и вправду жил у моря? Что скажешь, дитя.

      – Не знаю. Но помню, мама всегда пела о море.

      – Слова-то помнишь? На каком- то языке она пела.

      – Не, не помню. Но я знаю, пела о море.

      – А лицо матери помнишь?

      – Немножечко. Когда глаза смыкаю, тогда появляется. Может и не она. Я почти позабыла. Она очень, очень красивая.

      – Понятное дело. От красивых, красивые рождаются. Девочка, может, родных твоих совсем не там искали?

      – Никого не искали. И меня не ищут, дедушка. Наверно думают, я сгорела, умерла.

      – Откуда знать. Может и быть такое. Надежда сказала, в том пожаре мало кто выжил. Да, ты права.

      – Только мама не может так считать! Не может. Не должно.

      – Успокойся, не взвинчивай себя. Ты сказала, не помнишь, с кем была в поезде, да?

      – Не помню, дедушка. Я стараюсь, но не вспоминаю.

      – То-то и оно. Ты слишком не огорчайся. После таких стрессов, взрослый, не то, что дитя, могло и память потерять. С кем, куда ехали, откуда, ещё надо выяснять. Говорят, что тебя военные подобрали, за пару сотен метров, от горящего вагона.

      – Я знаю, дедушка. А больше они ничего нового не сообщают.

      – Ещё в твоём деле сказано, когда ты пришла в сознание, то говорила, что татарочка. А имя вспомнила позже. Это правда, дитя?

      – Да. Во сне мама меня звала. И я вспомнила своё имя.

      – Мама,