На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917. В. Л. Левицкий

а противник наступления не предпринимал, ограничиваясь пока артиллерийской борьбой. Возможно, что он по каким-либо соображениям решил отложить свою атаку на более поздний час. Оставив наблюдателей, мы вернулись в парк. В одной из аллей на скамеечке сидел полковник Херхеулидзе. Около него стояло несколько офицеров, связь от рот и арестованные мной ночью за грабеж офицерской лавочки. Последние стояли с виновато покорными лицами.

      – Собственно говоря, – услышал я слова полковника, – вас, скотов, я должен был бы на месте расстрелять или же повесить на этих соснах, только ради вашей прошлой доблестной службы я вам разрешаю пойти в бой. Помните, что я вам вашего безобразия не прощу до тех пор, пока не увижу, что вы храбростью своей и честной службой не искупите свой грех. Выбирайте одно, или с крестом или под крестом, в противном случае у меня к вам не будет никакой пощады. Поняли вы меня?

      – Так точно, ваше сиятельство, постараемся, – ответили арестованные.

      – Да, вы сегодня ночью постарались, и это мне хорошо известно, а как вы дальше постараетесь, то это мы увидим. Пошли вон в роту! – крикнул на них полковник.

      По всей вероятности, заметив наше присутствие, противник открыл по парку огонь. Заиграла старая хорошо знакомая музыка, но ощущение ее в лесу было совершенно иное. От сотрясения воздуха густой иней и снег с деревьев начали падать и обсыпать нас. Шрапнельные пули, стаканы, трубки ломали ветки, производя шум и треск, похожий иногда на шум лесной бури. Высокая сосна вблизи нас ахнула, как будто от боли, и закачалась. Шрапнельный стакан впился ей в ствол на половину длины. Сильный треск с правой стороны заставил нас обернуться. Граната, пробив раковину для музыкантов, прошла насквозь толстый дощатый пол и, разорвавшись под ним, разворотила его почти до основания. Один снаряд с шипением и свистом проскользнул мимо нас по снегу и клюнул у ближайшего бугорка, протрассировав бороздой аллею. Продержав нас под огнем около часу, противник перенес его по направлению села.

      – Наделали шум, гам-тарарам, а толку от этого им никакого, – сказал врач Пятницкий, подойдя к нам. – Из всего батальона всего один легко раненный, оставшийся в строю.

      Около часа дня к командиру батальона подъехал ординарец из штаба полка и вручил ему пакет.

      Полковник Херхеулидзе, вскрыв пакет, расписался на конверте и, надев пенсне, стал читать.

      – Так, так, господа, – заговорил полковник, отрываясь от листа. – К нам подошли сейчас пластуны из Каракурта, а к вечеру ожидается Дербентский полк.

      Затем он опять углубился в чтение и, закончив его, раздражительно скомкал бумагу, вложил ее в карман и обратился к нам:

      – Господа, сейчас нам надлежит следовать в Верхний Сарыкамыш и войти там в подчинение саперному полковнику Нагорскому. Откровенно говоря, мне эти подчинения уже в печенку впились. Вот уже третий батальон идет туда, и все в подчинение. Сегодня в подчинение саперному полковнику, завтра обозному капитану,