Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789–1848. И. С. Жиркевич

армии через Рейн прошло пехоты 120 тысяч!

      – Правда ваша, но теперь налицо в строю 18 тысяч.

      – Где же прочие?

      – Позади, на кантонир-квартирах; за недостатком обуви в стужу и грязь не могут делать похода!..

      И вправду, во всю кампанию, до взятия Парижа, дрались лишь русские и пруссаки, иногда баварцы, виртембергцы и даже баденцы; но об австрийских войсках ни в одной реляции не упоминается, а между тем главнокомандующий всеми армиями был австрийский фельдмаршал князь Шварценберг, который более всех других настаивал, чтобы не идти на Париж, а возвратиться к Рейну…

      Цель записок моих – не столько удержание в памяти случайностей моей жизни, сколько наставление в будущности сыну моему, потому там, где я находил или видел зло, я описываю оное подробнее другого. Таким образом скажу, что зять мой, Фролов, бывши в 1813 г. смотрителем Шкловского военного госпиталя, нажил 40 тыс. рублей ассигнациями. Я пожелал знать от самого Фролова, как он накопил такую значительную сумму и в такое короткое время, тем более что по характеру его я знал его всегда за самого человеколюбивого и притом слабого, близко к трусости наклонного чиновника. Основанием его фортуны была стачка с медиком, комиссаром, священником и с ревизорами госпиталя. Разумеется, что при этом положении он должен был с ними делиться и многих угощать. Усиленное показание высшего разряда порций, задержание выключки своевременно умерших, погребение сих последних без гробов, употребляя при выносе их один и тот же гроб под всех, наконец, искусственное поддержание справочных цен на припасы, а через это стачка с подрядчиками – вот источники, из которых собиралось золото, а приезжавшие ревизоры, получая свою долю, весьма значительную, находили все отлично, и госпитальные чиновники кроме прибыли получали еще награды.

      Прибыв в Смоленск, я узнал, что семейство Лаптевых из Ярославской губернии перебралось в Тверскую, к родственнице матери моей невесты, Шишкиной, рожденной Талызиной, по первому мужу Гедеоновой. (Первый муж ее был родной брат Е. Я.) Родной мой край представлял все еще только одно пожарное пепелище. В имении матушки, Малосельи, более половины крестьян перемерло, осталось всего лишь 16 душ, и Фролов, к которому от сестры перешло это имение, по крайней мере озаботился продовольствием мужикам и обсевом их и своих полей. В Новинцах же, дер. Лаптевой, все стояло вверх дном. Поля не засеяны, крестьяне не призрены, и что всего чувствительнее для имения – отсутствие хозяев, тем более что в самое это время выдавалось пособие от правительства. Как известно, что все подобные распоряжения вначале как-то идут живее и удовлетворительнее для нуждающихся, а впоследствии, по прошествии некоторого времени, участие и рвение остывают, и вот явное доказательство тому: матушка, не будучи налицо, по возвращении своем ничего не получила уже на свою долю.

      В Смоленске я пробыл только два дня и поехал с Фроловым прямо в Елец, а оттуда в Задонскую деревню Сергея Семеновича Сахарова. У него в это время жила моя мать. Семейство Сахарова,