Амулет. Книга 4. Николай Лединский

на руку не чист. Сказано ведь, кто без греха, пусть первый кинет камень…»

      Забавно то, что косвенным положительным результатом моего «задушевного» разговора с бухгалтером через два дня стал подробный и точный отчет о делах фирмы, о котором я и не помышлял.

      Увы, утром, приходя в офис, я уже не испытывал той веселящей легкости, которую чувствовал прежде, садясь в свое вместительное кожаное кресло. Что-то меня угнетало. Наверное, то, что из преуспевающего бизнесмена я вдруг превратился в чувствительного идиота. И ничего не мог с этим поделать!

      Мое безрадостное душевное состояние усугубляло еще и то, что Татьяна, несмотря на мои призывы пока не возвращаться из «эвакуации», пожить за городом, приехала и весь вечер грохотала на кухне посудой. Это было признаком ее крайнего раздражения. К тому же, соседи наверху устроили какие-то дикие пляски. Я пытался скрыться от этой какофонии в своем кабинете, но безуспешно. Через потолочное перекрытие неслась песня:

      – Береза – белая подру-у-га…

      Причем пели хором и, что особенно печально, не в такт.

      «Хотя, – резонно подумал я, – если б они пели в такт, вряд ли это доставило мне удовольствие».

      Наверху пели, плясали, что-то двигали. «Черт бы их всех подрал, – злился я. – Это становится невыносимым. Пойти туда, наорать на них, что ли? А как я буду выглядеть?.. Нет, не пойду. Тем более, – вспомнил я, – моих соседей наверху недавно постигла утрата: там умер человек. Может, поминки справляют?..»

      В этот момент пение наверху стало каким-то особенно залихватским.

      «Да какие, к бабушке, поминки?! – возмутился я. – Под такие-то пляски и пьяные вопли!»

      В отчаянии я достал из аптечки беруши, засунул их себе в уши поплотнее, схватил первую попавшуюся книжку и бросился на диван.

      Мне почти удалось вчитаться в текст, как вдруг чей-то внимательный взгляд отвлек меня от книги. Я поднял глаза – и увидел перед собой соседа сверху.

      – Господи, Василий Фомич, вы-то тут какими судьбами? – поразился я.

      В кабинете было полутемно, светила только настольная лампа.

      – Слышь, – сказал Василий Фомич, как-то странно приближаясь ко мне, – я хочу позвать тебя в гости. Пойдем к нам, у нас весело.

      Я даже привстал с дивана. Неловко лежать, когда у тебя в комнате чужой человек, гость в некотором роде. Да и ситуация казалась мне удивительной. Сосед мой был как-то необычно, несуразно одет: черный костюм, белая рубашка, строгий галстук, а на ногах вместо ожидаемых лаковых туфель – какая-то белая парусиновая обувь типа тапочек.

      – Что это у вас за праздник такой? – спросил я. – Странно вы сегодня одеты, Василий Фомич!

      Я привык видеть соседа в серой спецовке. Если память мне не изменяет, работал он на станции техобслуживания, и уж в черном костюме с галстуком вообще никогда не ходил. Ну, по выходным – в свитере и джинсах. А уж в белых тапочках!.. От растерянности я даже на «вы» его назвал.

      – Что это ты так вырядился, Фомич? –