Синдром неизвестности. Рассказы. Евгений Александрович Шкловский

– роднило. Хотелось быть вместе, нежность, то-се, что принято называть влюбленностью, увлечением, а то и страстью… Ну и где это? Куда делось? Ладно, если равнодушие, а если хуже? Если неприязнь? Ведь один шаг до этого. Если взаимное раздражение как изнуряющая болезнь. И не лечится ничем. Не преодолеть себя. У каждого своя правда и своя правота.

      Он снова просит рассказать ему этот странный (а бывают ли другие?) сон. Сам не зная почему. Может, потому, что в этом сне они снова близки, как и раньше, и в голосе ее прежняя теплота и совершенно нет отталкивающего раздражения. Рассказывая, она будто грезит наяву, а он словно видит все в подробностях – забор из рабицы, прислоненная к ней лопата, выкопанные ямки, пакетик с семенами, он на корточках бросает их туда и потом забрасывает землей, а из земли прямо на глазах прорезается росточек, и вот уже стебелек, вверх, вверх, все выше, и тут же на нем почти сразу раскрываются красивые розовые цветы – ну не чудо ли?

      Мальва.

      В ее голосе почти забытая нежность, тоже в определенном смысле чудо, ему хочется продлить эти мгновения. Он спрашивает, опасаясь, правда, что это может быть неправильно понято:

      – Что, вот так прямо сразу и распускаются?

      Но она, что удивительно, не воспринимает это как попытку ее задеть, уязвить, что в последнее время бывает очень часто и совершенно не к месту, а повторяет снова одни и те же слова, задумчиво и мягко.

      Сон. Чей сон. Ее или его?

      На следующий год в мае, в самом начале сезона, он привозит с собой семена мальвы. Отношения у них не улучшились, а вошли в состояние спокойной отчужденности. Особой неприязни или даже враждебности, к счастью, нет, и это уже хорошо. Но раздражение периодически накрывает то ее, то его. Приезжает он на дачу один, она не захотела, потому что еще довольно холодно, дом не прогрет, ему приходится напяливать на себя свитер и сверху еще куртку.

      Почему-то именно в мае, еще черемуха не расцвела, даже при начинающем припекать солнце бывает особенно пронзительно холодно. Или они просто отвыкают от загородной жизни, от природы, от ветра, земли, неба. Ко всему нужно заново прилаживаться, и если зябко, то это от их внутреннего состояния, от изнеженности. Наверняка через неделю или даже раньше произойдет адаптация, организм приспособится и будет уже не так неуютно, не так знобко.

      Вечером он раскапывает небольшую грядку возле забора, что не так-то просто, потому что много корней растущих неподалеку яблонь и слив. Земля тут бурая, тяжелая, глинистая, но он привез небольшой мешок торфа и щедро насыпает в раскопанную канавку, смешивает с землей, добавляет песка и каких-то фосфатов, которые ему посоветовали в магазине. Как всегда, когда давно задуманное сделано, он испытывает удовлетворение.

      Вместе они приезжают через две недели. Стоит жаркий майский день, но все еще пока только в начале цветения, листики и трава нежно-зеленые, совсем юные, кое-где и вообще еще только почки. И вдруг он слышит ее вскрик:

      – Боже мой, ты только посмотри!

      Вздрогнув