Паутина Арахны. Сел Ворд

наиболее смелые ожидания, но нисколько не разочаровав. Нам предстояла кажущаяся непродолжительной и почти магистральной дорога, ведущая наверх. Это могло быть слегка затруднительно, но не должно было представлять какой-то непреодолимой сложности. Так мы отыскали кажущуюся подходящей единственную тропинку, начинающуюся у подножья холма, структура ее среди камней скал и беспорядочной растительности была малоразличима, ее общее направление и отсутствие альтернативы сыграли свою роль. Так начался наш постепенный подъем вверх, который занял значительно больше времени и потребовал гораздо больших усилий, чем мы изначально рассчитывали приложить для выполнения этой промежуточной задачи, так как тропинка петляла, проходя через наиболее ровные участки, и была крайне пологой. У некрутого неоправданно продолжительного подъема тоже существуют своеобразные преимущества, но нас промедление выводило из себя, выматывало и психологически утомляло сильнее необходимости перенесения дополнительных физических перегрузок, обычно сопровождающих неподготовленных путешественников на крутых подъемах горных перевалов в условиях повышающегося атмосферного давления и кислородного голодания. Нас ждала утомительность другого плана. По мере нашего постепенного продвижения все заметнее становилось, что никто больше не пытался выбегать вперед, перед другими участниками группы, для того, чтобы что-то рассмотреть, пока остальные его догоняют, более не предпринималось также новых попыток привлечь внимание остальных к себе или к своим наблюдениям. Ритмичность перемещения и статичность удаленности нас друг о друга более прочих признаков, как и наше молчание, свидетельствовали о воцарении всеобщей усталости. Затем тропинка временно сворачивала с открытого участка в совсем уже дикие заросли. Мы не без сомнений и душевного волнения неуверенно вошли в хвойную чащу, собрание первобытно гигантской растительности, в этом царстве теней было заметно тише и сумрачнее, чем снаружи, хотя за пределами чащи солнце неистово светило на безупречно чистом небосводе. Это солнце лишь едва заглядывало в темный частокол копий Лонгина, создающих прохладную густую тень. Ветер опасливо сгибал скрипящие недосягаемые вершины, движущиеся неупорядоченно, атонально. Ступая, можно было заметить насколько мягче и легче стал слой почвы под нашими ногами, артерии и вены корней до этого змеившиеся на серо-бурых гранитных валунах, напоминавших спины вынырнувших над океанской поверхностью гигантских китов, теперь едва удерживали собой мягкие пластичные слои теплой темно-коричневой почвы. По потрескавшимся глубоким кракелюрами стрелой взмывающего ввысь тонкого ствола беспорядочно панически бегали муравьи. Не зря в сюрреализме муравьи символизируют плотское желание при зрительном контакте с его объектом. Мягкая земля, засасывающая вовнутрь себя тишина, лишь изредка нарушаемая мягким падением той или иной шишки, мелкие желтоватые