В мире, забытом любовью…. Григорий Неделько

внезапного увольнения J.

      Статья приводится без правок.

      В мире, забытом любовью…

      Запах вечерних дорог,

      Страх преждевременной смерти,

      Стале-бетонный пророк

      Техно-финансовой тверди,

      Зверь из тумана и дыма

      Индустриального мрака

      Вечно проносится мимо,

      Лая, как злая собака.

      Так он процитировал, не здороваясь, чтобы затем посмотреть мне в глаза.

      Я был уверен: бояться нечего. Хотя в месте, подобном этому, на ум приходили мысли самые разные, и отнюдь не весёлые. А его взгляд… Глубоко в зрачках, но не утаившись до конца, спряталась обжигающая боль – коварная судьбина побитого жизнью пса. Не злого только, а смирившегося с надписью на песочных часах, с придуманной кем-то высшим фабулой. Многоопытное и много знающее животное не способно помочь другим, ведь всё та же безжалостная судьба родила его безмолвным.

      Собеседнику было что сказать – он же, несомненно, о чём-то умалчивал, пускай и согласился ответить на вопрос, который привёл меня сюда.

      «Надо подготовить почву для разговора», – решил я.

      – Ваши стихи?

      – Ха, – предельно лаконичное выражение.

      Подобрать пин-код к чужому сердцу – задача трудная. Я постарался:

      – Вам страшно?

      – Думаете, боюсь наказания? – вернулось вопросом. Молодой высокорослый мужчина, короткостриженый брюнет; он сидел напротив, положив ногу на ногу. – Нет, ошибаетесь: не осталось в мире вещей, что могли бы меня напугать, поскольку и мира как такового не осталось.

      Уточнил:

      – Для вас?

      – Какая разница, – беззлобно бросил он, покрутил головой, отыскивая взором кого-то либо что-то. – Эй, приятель, дай прикурить.

      Полноватый крашеный блондин с растрёпанными волосами не отреагировал. Подле него сидела пожилая дама с завитыми кудельками, однако зрение «приятеля», как его назвали, не выхватывало из общей картины фигуры возрастной женщины, пьяно скользя за гранью чёткости.

      – Псих, – добродушно подвёл итог брюнет и заливисто рассмеялся. – Думаете, я тоже? – внезапно оборвав собственное веселье, произнёс долговязый. Поправил больничный халат.

      Стало не по себе; изобразив благожелательную улыбку, пошутил:

      – Телепатия? Уже второй раз наши мысли совпадают.

      – Ну вам-то, разумеется, нечего бояться, – словно бы невпопад заметил интервьюируемый, опять «проникнув» в моё сознание. – Хоть здесь и не место талантливому, перспективному человеку.

      Кажется, нащупалась удобная тропка для диалога.

      – Никто не знает, что ему уготовано, – вроде бы не согласился я.

      – Чушь. – Он тяжело вздохнул и вновь заозирался. – Да есть у кого-нибудь курить? Сдохну, если не затянусь!

      – Везунчик, – серьёзно откликнулся сушёный старичок, деливший место за столом с молодой рыжеволосой девушкой, наверное, внучкой.

      – Хохмачи. – Стриженый кратко выругался. – А вы, значит, не курите?

      – Нет, вы правда телепат! Как догадались?

      – Догадливый. К нам обязательно отправили бы некурящего, положительного, одарённого. – Подмигнул. – Вот и хорошо, вот и чудно.

      Во мне сражалась толпа эмоций. Вырвалась искренняя фраза:

      – Как же тогда вы, умный, даровитый, нашли пристанище тут, а не на телевидении? В роли генерального продюсера какого-нибудь канала, допустим. Интриги, да?

      Раздалось презрительное фырканье.

      – Если б не был умным и неординарным, то и не очутился бы. Лучше тут, чем там.

      «“Там?” Кто же это, настоящий безумец?»

      Сенсационный репортаж не вырисовывался.

      И вдруг мужчина напротив перевернул ситуацию с пяток на темечко единственной фразой:

      – К вашему сведению, все талантливые люди сидят в психушках. – Неглубоко вздохнул, подпёр щёку ладонью и добавил эхом: – А вам рано, вам рано… Видите ли, родись я бездарностью, гулял бы на свободе. Выбора не оставили: либо таблетки и подписка о невыезде из нового жилища, либо нечто гораздо хуже. – В голосе неожиданно засквозило напряжение, проскользнула ощутимая нотка ужаса.

      Я молчал, ожидая продолжения. Вскоре оно последовало:

      – Хотите историю? Нужна сенсация, репортажа требуют? Что ж, забирайте: и первое, и второе, и ещё кое-что, на десерт. Но без толку, к сожалению.

      Силясь разобраться в недомолвках, сам поглядел ему в глаза – горизонтальные овалы, где заходилась в нервном танце вселенная. Она сжималась и разжималась, будто привычная каждому реальность. Болезненно-неизменно персональная бесконечность повторяла ритм, испокон века заведённый неделимым прототипом, подлинной Вселенной, вместилищем галактик, звёзд и планет. Копия страдала, неслышно