Две половинки целого. Марк Рабинович

неожиданно спросил Эйтан.

      Странный вопрос. Что ему Торнио? Наверное, он относится к тем глубоко уважаемым мной персонажам, которым непременно надо знать свое местоположение на карте и ориентироваться относительно пары-тройки заметных мест, в которые они никогда не попадут, да и не собираются попадать. Но надо было отвечать, а не делать удивленные глаза, и я ответил:

      – От вашего коттеджа около часа по такой погоде. Отсюда вдвое больше.

      – Может быть мы сможем поехать туда завтра?

      А вот это было неожиданно и я механически кивнул, не зная, что и сказать. Но любопытство неистребимо и граничит с грехом, а я далеко не ангел. Поэтому забросив их в коттедж и собираясь прощаться, я не выдержал и спросил:

      – Если не секрет, что вы собираетесь делать в Торнио?

      Дело происходит в холодных сенях коттеджа, куда он вышел меня проводить и где, кроме нас двоих, никого нет.

      – Ну как же? – тускло мямлит он – Старинный город, деревянное зодчество.

      Врет, понимаю я, тем более что неся эту чушь он все время отводит взгляд. Какое там “зодчество”? Две деревянные церкви, представляющие какой-либо интерес лишь для очень упертого краеведа, городской парк, мертвый по зимнему времени, да уныло-конструктивистское здание муниципалитета. Вот вам и весь Торнио. Впрочем, есть еще несколько военных мемориалов и памятник лососю в парке. Постой, Энсио, не говорит ли в тебе снобизм столичного жителя? Да, нет, бред какой-то. Прилететь из далекой страны, чтобы увидеть наше захолустье. Надо бы ему это объяснить. И я говорю:

      – Придется довольно долго ехать, мы потеряем целый день. Стоит ли?

      – Eteenpäin, sanoi mummo lumessa1!

      Мне показалось, что я ослышался. Да и кому бы не показалось: израильтянин вдруг заговорил по-фински, да еще и поговорками.

      – Puhutko suomea2?

      Не самый мудрый вопрос, признаюсь, но что же еще следовало спросить?.

      – Нет – отвечает он – К сожалению – не говорю. Знаю лишь несколько слов по-фински, да еще вот эту поговорку. Ее часто повторял мой дед. И, да, он был финном.

      – Финном? – глубокомысленно повторяю я, не зная что сказать.

      Интересно, мелькает мимолетная мысль, что финн делал в Израиле? Но Эйтан не дает мне погрязнуть в заблуждениях.

      – Дед был евреем из Турку. Кстати, он воевал здесь, в Лапландии. Если не врал, конечно. А еще он говорил: кiipeät perse edellä puuhun3. Это значило, что я делаю какую-нибудь глупость.

      Ну, разумеется. Моя бабка тоже так говорила, да и отец изрекал время от времени. А вот мама считала эту фразу слишком грубой, но к отцу проявляла снисходительность. Теперь некому на него смотреть укоризненно, но он и сам так больше не говорит, наверное в память о маме. Бог с ними, с поговорками, значительно больше меня интересует другое и это если не считать какого-то смутного предчувствия. Стоп, господин Эклунд, остынь и не давай воли своим фантазиям. Засунув все предчувствия

1

Вперед, сказала бабушка в снегу (финская поговорка)

2

Ты говоришь по-фински? (фин.)

3

Лезешь на дерево жопой кверху (финская поговорка)