Никому не скажем. Агния Арро

может быть.

      – Я стучала, – жалобно так. И руками себя обнимает, переступая с ноги на ногу. Босая!

      – Ты же дуешься, – стараюсь не улыбаться.

      – Больше нет. Ну, пожалуйста. Можно с тобой…

      Вздыхаю. Двигаюсь на другой край кровати и хлопаю ладонью по освободившемуся месту рядом с собой. Стася пробегает босыми ногами ко мне, забирается на кровать и засовывает ледяные ступни под одеяло, нечаянно касаясь моих ног.

      – Ой, – вздрагивает и жмурится. – Извини.

      – Спи давай, – укрываю её, а себе беру покрывало, валяющееся на полу рядом с кроватью.

      Мышонок долго вертится, устраиваясь удобнее, укрывается одеялом по самый нос и забавно смотрит на меня оттуда. Я на неё.

      И когда, блин, вырасти успела? Всегда мелкая была.

      Не, ну она и сейчас мелкая, не зря ж её все, кому не лень, Дюймовочкой обзывают. Мышонок она персонально для меня. Девочка изменилась за последний год-полтора.

      В голову мысли закрадываются странные. Отворачиваюсь, закрываю глаза. Спать. Завтра в школу её утром везти и гнать в академию, а то отец опять будет лекции читать о пользе образования. Без него ведь никто же не знает!

      – Расскажи мне про них, – тихо просит Стася.

      Очередная годовщина сегодня. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как погибли её родители. Она не помнит их конечно же. Откуда? Ей три года едва исполнилось. Но всё равно грустит. Я и в клуб пойти разрешил, чтобы не хандрила, а её всё равно слегка накрыло.

      – Ну я же почти ничего не помню, – сам мелкий был. – Поспи, ладно? Это пройдёт к утру. Ты же знаешь, – заправляю ей за ушко прядь волос. Они приятным, лёгким шёлком холодят пальцы.

      Подтыкаю ей одеяло получше, чтобы согрелась. Это всё платье то ужасное виновато. Дурёха! Наверняка ещё у клуба замёрзла.

      – Чуть-чуть, – не отстаёт Стася.

      Прикрыв глаза, начинаю вспоминать, что рассказывал мой отец. Транслирую ей. Её веки тяжелеют. Начинают слипаться. Сестрёнка быстро засыпает под звук моего голоса.

      Отворачиваюсь от неё и тоже отрубаюсь. Спать осталось всего ничего, а на физухе всем по хрен, как ты провёл ночь. Если узнают, что нарушил режим, драть будут в два раза жёстче. Показательное выступление, чтоб остальным неповадно было.

      Просыпаюсь от того, что мне сопят куда-то в лопатки и худенькая ручка обнимает со спины. Спросонья пытаюсь вспомнить, когда я успел притащить в дом тёлку. Не мог же. Не. Я не пил вчера толком, чтобы вдруг взять и учудить такое. Родители не поймут, а вот утренний стояк радуется, что сейчас его приятно опустят. Но я тут же обламываюсь, вспоминая, что ко мне Стаська ночью прискакала.

      Чёрт! И как вставать теперь?

      Даже повернуться к ней не комильфо. Сестрёнка лежит слишком близко. Одна надежда на будильник…

      – Да, родной! – радуюсь его воплям как никогда.

      Стася вздрагивает, снова копошится, убирает от меня руку и отползает подальше.

      – Захар, – трясёт за плечо уже с безопасного расстояния. – Захар, вставай. Будильник.

      А то я, блин, не слышу!

      – Брысь к себе, – хриплю ей.

      Прочищаю горло и понимаю, что затёк весь от сна в одной