Дневник снов Симона. Иван Панин

умудрился наследить на кровати сестры, – сообщил я Серафиму, когда вошел.

      В ответ ничего не проследовало, Серафим стоял у своей картины с задумчивым лицом. Мне и раньше приходилось видеть его таким, он обычно в таком состоянии ничего не слышал, просто стоял и смотрел, изучая мазки на холсте.

      – Вообще не помню, как я это нарисовал, – признался он. – Но получилось неплохо.

      – На мой рюкзак посмотри, – сказал я.

      – Серьезно? – удивился Серафим и решил рассмотреть его поближе.

      – Кажется, это я сделал, – продолжил я, оказавшись у окна.

      – Даже не знаю, стоит ли тебе советовать, чтобы ты со мной больше не пил.

      – Я тоже не знаю, но в следующий раз надо от нас спрятать краски.

      – Кстати, какие планы на сегодня? – спросил Серафим.

      – Мне бы для начала в себя прийти, – ответил я. – А так мне вообще-то готовиться надо.

      – А мы всю пиццу съели вчера?

      – Нет.

      Конечно, сразу после пробуждения Серафима мне не было смысла уходить, чтобы снова садиться за лекции. Я был не в том состоянии, голова еще немного болела, и я решил еще немного побыть с ним, чтобы прийти в себя и позавтракать холодной пиццей. Хотя скорее это был уже обед, мы устроились на балконе рядом с палаткой. Окно было открыто, чувствовался прохладный воздух, который смешался с запахом крепкого кофе.

      – А когда у тебя закончатся экзамены? – спросил Серафим.

      – Если ничего не изменится, то через две недели.

      – Много учить?

      – Очень, – ответил я.

      – Боюсь заглянуть в историю браузера после тебя.

      – Возникновение и становление политологии как науки…

      – Ой, заткнись, – перебил меня Серафим. – Зачем тебе вообще это надо?

      – Не знаю, но учить приходится.

      – А когда у тебя Фрейд начнется?

      – Не знаю, но уже хочу почитать Толкование сновидений, – признался я.

      – Почему именно это? У Фрейда же есть более интересные темы? Хотя сны тоже весьма занятны, мне во сне многое привиделось, правда, многое я и забывал, когда просыпался.

      – Это потому что они лишены логики, которая свойственна нашему мышлению. Они как бы куски переживаний и памяти, наложенные друг на друга.

      – А я в них много идей для картин видел, – продолжил Серафим.

      – Так, натюрморт с планетами тебе приснился?

      – Да, хотя скорее приснились просто планеты, а потом идея возникла сама по себе.

      – Я отхлебнул немного кофе и услышал, что в прихожей открылась дверь.

      – Серафим, я дома, – прозвучал немного грубый женский голос.

      – Вот она и вернулась, – недовольно произнес Серафим.

      – Как я понимаю, у нас гости, – продолжила Флора, видимо заметив мою куртку.

      – Да, у нас Симон, – крикнул в ответ Серафим.

      – Понятно.

      Шаги в прихожей зазвучали громче, потом послышались в комнате, и через несколько секунд Флора уже стояла у одного из мольбертов.

      – Привет, – сказала она, глядя на меня.

      – Привет, –