Семь лет до декабря. Белые кресты Петербурга. Мила Сович

форменный галстук вместе с узкой лентой колдовского командорского мальтийского креста, ордена Святого Иоанна Иерусалимского, надетого ради сражения по парадной форме, навыпуск.

      – Потерпите еще четверть часа, Алексей Петрович. Я за Дибичем послал, право, Дибича надо вместе поздравить.

      – Ну, хоть водкой поздравлять догадались, ваше высокопревосходительство, – буркнул Ермолов, и засмеялись все, даже раненный Остерман.

      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

      ВЫСШЕЕ БЛАГОЧЕСТИЕ

      Доставлен полициею Лейб-Гвардии Егерскаго полка рядовой Никанор Лифантов за то, что ходил в 12-м часу ночи около мелочной лавки, принадлежащей мещанину Панину, в числе трех человек. А когда хозяин оной, вышед, спросил их, что им нужно, то один из них ударил его имевшимся в руке неизвестным орудием и разсек лицо под левым глазом до крови, причем Лифантов пойман, а остальные, пользуясь темнотою, скрылись.

      3 сентября 1818 года.

      Из донесений графа Милорадовича императору Александру

      I

      У Синего моста, в тихой комнате петербургского Английского клуба, изморозь на окнах дробила низкое солнце. Важный пожилой домовой встал на цыпочки, утащил со стола молочник и со вздохом полез в подпечье, пачкая расшитую позументом ливрею.

      Внимания на него двое завсегдатаев не обратили. Они разбирали почту в тишине, лишь изредка прерываемой короткими фразами, пили кофе и с удовольствием щурились от зимнего света. Один, сухощавый, темноволосый и синеглазый, с лицом умным и тонким, то и дело откладывал бумаги, чтобы поправить очки правой рукой. Левой не было – от плеча, под бахромой генеральского эполета, висел пустой рукав мундира, украшенного крестами и звездами. Товарищ его, в том же звании, был облачен в скромный повседневный сюртук с нашитой слева матерчатой восьмиконечной звездой в виде мальтийского крестика, а под полурасстегнутой стойкой генеральского ворота неожиданно блестел серебряный солдатский Георгий.

      Первый читал спокойно, близоруко поднося к очкам газетный лист, второй же теребил нервно узкий черный галстук под воротом, встряхивал головой, отбрасывая седоватые русые кудри, прищелкивал языком, и наконец, потеряв терпение, бросил на стол письмо с императорским вензелем.

      – Бог мой! Ваше высокопревосходительство генерал граф Остерман-Толстой, а почем нынче гербовая бумага?

      – Мне-то откуда знать, ваше высокопревосходительство генерал граф Милорадович? – резонно возразил Остерман, не сдерживая, однако, улыбки. – Вы, сударь, в столице лицо первоначальствующее, вот мне и скажите.

      Огорченно махнув рукой, Милорадович взялся за трубку. Остерман отложил газету и ловко подал ему огоньку.

      – Mais dites1, Михайла Андреич. Все одно, не утерпите!

      Домовой выглянул снова, засопел недовольно на трубку, но, увидав единственную руку Остермана поднятой для крестного знамения, кивнул с пониманием и утянулся обратно в подпечье.

      – Dire!2 То и скажу, душа моя, что дело не стоит

1

Ну, рассказывайте (франц.)

2

Рассказывать! (франц.)