Хранители Брийнии: Сквозь времена к тебе. София Дубовцева

я открыться глазам. Как совсем недавно, только настоящие медные монеты лежали на глазах возлюбленной юноши. Ее глаза прекрасного оттенка, так похожего на лазурное небо, прикрытые медяками больше не откроются.

      «Ее смех, ее улыбку, ее голоса, ее … не стоит. –не сейчас Стивенн. Только не нужно снова прокручивать это. Она ушла. – Больно сжав в кулаки свои пальцы и сжав до боли в зубах челюсть юноша постарался успокоить свой разум. – Моей Кэрри нет. Хотела бы она видеть меня таким? Нет! Успокойся же сейчас же!» с такими мыслями Стивенн резко открыл глаза и его взгляд устремился в небо. Так в этот момент похожего на глаза его Кэрри. И птица, что парила в небесах, только вызывала щемящую боль и потерю. Из его голубых глаз тихо стекали слезы, которых не замечая юноша и не подумал стереть. Ибо как любил говорить его отец, мужчины не должны проявлять эмоции, так характерные женщинам. К таким эмоциям отец Стивенна приписывал: страх, жалость и слезы. Когда бы Стивенн не проявлял сочувствие и жалость к любому живому существу, то объект его жалости тут же исчезал. Так было и с щенком, у которого после неудачно устроенной отцом охоты перебита оказалась задняя лапа. Тут же щенка не оказалась на псарне. Если он при отце говорил, как жаль ему людей, которые приходили просить дополнительно зерна, в виду неурожая на селе, их после видели убитыми. Его отец, привыкший властвовать на своей земле безраздельно и полноправно, не прощал со стороны своих земледельцев жалоб на неурожай. Он просто приказывал с такими незаметно разбираться, а имущество той семьи мог как забрать себе, так и раздать старейшинам той деревни, откуда были те земледельцы. Тем самым ему удавалась сохранять свою власть, и народ боялся проявлять недовольство. Так как за владельцем всех земель были и не только воины, но и даже старейшины их поселений и деревень. Сыну же своему он говорил: "Жалость – это чувство которое нужно уничтожать в зачатке". До встречи с Кэрри Стивенн вроде и жил, но скорее существовал. Ежедневные утренние тренировки с мечом сменялись дневными занятиями науками, а после снова тренировки с мечом. Словно какой-то механизм он шел по жизни заученными движениями. До того, как ему протянула на тренировке полотенце новая служанка. Тогда, ему взбрело в голову опрокинуть на себя после тренировки ведро холодной воды. Таким действием он рассчитывал привлечь ее. Девушку с темными волосами, заплетенными в тугую косу. Девушку, глаза которой отражали для него весь свет мира. Как он старался привлечь ее внимание. Так же она не желала смотреть на него серьезно. Так как была для него птицей не того полета. Но жизнь складывается порой не так, как видит ее участник этой жизни. В вечер субботней ярмарки оставшись один на один со своей мечтой- девой Стивенн сделал все, чтобы она поверила ему. С того дня, до момента, как узнал про них отец, он летал. У него словно крылья были, и тогда казалось, что все ему можно преодолеть. До того дня. До дня, в который он потерял ее.

      – Ваша светлость, хозяин ищет Вас!! – это голос, снова и снова врываясь в мысли Стивенна вынудил того спрыгнуть со стога сена.

      Не заботясь об одежде, покрытой сеном, и всклокоченных волосах Стивенн направился к отцу. Да, в душе проклинал он изверга, но в лицо не мог ему ничего сказать. Его жизнь принадлежала ли она ему самому? После случая с Кэрри – нет. И ранее он думал про это, но сейчас…

      Войдя в кабинет отца, он остановился словно закаменев. На него смотрели глаза, подобные льду. Холодные. Не только глаза, но и вся внешность отца говорила о его характере – подобному леденящей стуже.

      – Я узнал, мой сын, что ты перестал посещать занятия? Где же ты пропадал все это время? Я не видел тебя ни в моем кабинете ни на тренировочном поле. Раз ты не посещаешь занятия для головы, то должен был компенсировать это занятиями для тела! Или я не прав? – тонкая бровь приподнялась, а прищуренные глаза смотрели на сына с колючей холодностью и еле сдерживаемым раздражением. Не дождавшись ответа сына лорд сел на стул расположенном рядом с рабочим столом. Не обращая более внимание на сына, он начал снова заниматься своими делами. Рассматривая корреспонденцию, отец даже не поднимал взгляда на Стивенна, а ему только и осталось что стоять не шевелясь. Это было еще одно своеобразное наказание от отца. Стивенн не смел даже шелохнуться, пока не ответит на заданный вопрос. Порой он так мог стоять в детстве долгие часы, пока его ноги не начинали дрожать и понимая, что проиграл, он уступал отцу и начинал оправдываться, либо отвечать на заданные вопросы отца. После таких разговоров кто-либо из прислуги обязательно пропадал из дома. Так как одним вопросом отец не ограничивался и отвечать нужно было честно. А вопросы из обычных превращались в вопросы про жителей.

      Хотел ли сам Стивенн отвечать отцу. Кто он для него сейчас? Смотря на склоненую голову отца, Стивенн не испытывал ни страха, ни неудобства. Ему стало все равно. Он знал, что скажи что его не было на полигоне – полетит голова одного стража. Скажет, что его не было на занятиях, в доме полетит голова слуги. Наказание было через прочих людей. Словно ледяной кокон вокруг него все тесней связывала вина за ушедших людей. Единственный шанс это не отвечать ничего. Но еще не разу Стивенн так не смог сделать. Подняв взгляд от головы отца Стивенн посмотрел через окно в небеса, и воздух словно вышибло из его груди. Ему показалось, что он увидел в воздухе парящий