Золотой тупик IV. Игорь Иванович Бахтин

бризом.

      Пока почти три дня он подгонял нерадивых и пьяных мастеров, устанавливающих новую металлическую входную дверь, а за ней и вторую.

      – – —

      Вернувшегося в Пятигорск Матвей Лукича, встретила Нинель, покормила, он прошёл в свой домик и присел к столу, Болезненный удар сердца заставил его вскрикнуть, он хотел приподняться, но последовал ещё один удар, перед глазами бежали мушки, в ушах стоял противный шум. Он потянулся к телефону, но рука не слушалась. Нинель вошла к нему с только что испечённой шарлоткой и выронила тарелку, испуганно прикрыв рот ладонью.

      Старик сидел, откинув голову на спинку кресла, с открытым ртом и дёргающимся глазом. «Я скорую вызываю, – придушенно сказала сноха. Боль отпустила Матвея Лукича, и он еле слышно проговорил: «Отца Варфоломея, Ниночка, позови, причаститься бы успеть, и помоги мне прилечь». Нинель уложила его, сбегала за телефонной книгой и позвонила в храм. Священник обещал приехать в течение часа. «Ты иди, лапушка, иди, помолись за меня грешного» – улыбнулся Матвей Лукич. Отец Варфоломей вышел от старика через час задумчивый, глянул на Нинель с жалостью, перекрестился: «Отошёл ко Господу. Причастился, покаялся. Не мучился, просил похоронить рядом с женой, образа́ тебе завещал и шкатулку с украшениями, за иконой Спасителя».

      Лука прилетел из Москвы вечером этого дня. Во дворе стояли соседские женщины в чёрных платках, пёс бесновался на цепи, голодные куры шумели в запертом курятнике.

      – Что тут такое?» – спросил он недовольно. Нинель обняла его, рыдая:

      – Лука, Лука, папа сегодня умер.

      Соседи, шёпотом переговариваясь, тихонько вышли, а побледневший и испуганный Лука вошёл в домик отца. Отец лежал на кровати со спокойным лицом и руками, сложенными на груди. Луке стало страшно, ему показалось, что веки покойного дрогнули, готовые приподняться. Он закрыл глаза, задом попятился к двери, чуть не упав, выскочил из домика. Жена хотела его обнять, но он отнял от себя её руки. Куры шумели в курятнике, петух орал, пёс бесновался.

      – Трудно было кур покормить? – зло бросил Лука.

      – Да что ж ты за человек такой чёрствый? Кур ему жалко? – заплакала Нинель и убежала в дом.

      Предчувствие беды охватывало Луку Матвеевича, ноги сами несли его к курятнику. С колотящимся сердцем он вошёл в хранилище миллионов и остолбенело замер, трясясь, уставился на нелепые пустые, и уже загаженные птицами чемоданы. Он скинул крышку с ларя, петух, запрыгнувший в него, был сбит ударом кулака. Безумными остановившимися глазами Лука Матвеевич смотрел на разорённый схрон и неожиданно завыл, обхватив голову руками. На этот крик раненого зверя вбежала в курятник Нинель, испуганно проговорив:

      – Лука…

      Он повернулся к ней, жена отшатнулась.

      – Тварь, тварь, старая тварь, подох и отомстил мне, – сквозь слёзы выкрикнул Лука и сел, рыдая, на грязный ящик. Куры слетелись в ларь, толкаясь, принялись за трапезу, выл и грыз цепь Тарзан, тихо плакала Нинель, шёл снег.

      – –