Смертельный звонок. Николай Леонов

вида, с пухлым, смутно знакомым лицом, еще молодой, а пуговицы строгого однобортного костюма на пузе уже заметно расходятся.

      – Рокотов, – проворчал Зубков, уловив вопросительный гуровский взгляд.

      Лев Иванович сначала не понял, потом не поверил, затем удивился:

      – Шутишь? Тот самый?

      Зубков заверил, что нет, бывший следователь Рокотов, известный любовью к себе и инициативностью в продвижении себя же, трудится главой городского округа.

      – Я был уверен, что он как минимум под следствием, – признался Гуров. Во время их последней встречи следователь Игорь Вадимович Рокотов проявил себя во всей красе. Он был по-своему талантлив в том, что касалось фальсификации доказательств, стремлении «засадить» – не важно, виновного или нет, главное, что с громким именем, – и в иных специфичных сферах.

      – Отмазался, – лаконично объяснил Зубков.

      – Как же получилось?

      – Как обычно. Пришлось его тестюшке покланяться-побегать, а самому Игорьку поболеть воспалением хитрости.

      – Зато теперь зятек – руководство.

      – Вот увидите сейчас – пройдется рукой мастера, и начнется. Точнее, закончится.

      Глава Рокотов, мужественно играя желваками, орлиным взором озирал окрестности. Его взяли было в кольцо товарищи с микрофонами, но он отмахнулся – «Комментарии после!» – и уверенно перешел к следующей исторической ситуации, то есть бестрепетно прошествовал в подъезд.

      «Ох, чует мое сердце, прав Серега, сейчас все закончится. И мы услышим версию окончательную, не подлежащую обжалованию, – спрогнозировал Гуров, – этот Рокотов из тех, кому плюй в глаза – все божья роса. Иной правовед после тогдашнего фиаско ушел бы в дворники, а этот ничего, утерся и правит. И по-прежнему это выражение на физиономии: отсутствие сомнений и самокритики».

      Лейтенант, точно услышав его мысли, проворчал:

      – Помяните мое слово: непременно выяснится, что это что угодно, но не взрыв газа.

      – Почему так считаешь?

      – Просто все. Месяц как закончилась всеобщая ревизия газового оборудования. Одних протоколов составлено тысяч на двести-триста.

      – Участковый уполномоченный, что за личная неприязнь? – строго спросил полковник с надлежащим выражением на лице.

      Само собой, Зубков и ухом не повел:

      – Имеется, и давнишняя. Сами помните, тот еще… товарищ.

      И вот глава великолепный с видом значительным и одновременно скорбным снова возник из темноты подъезда. Его немедленно окружили страждущие открыть миру Страшную Правду. На этот раз Рокотов прямо, по-мужски не отказался поведать ее миру. Кратко обрисовав ситуацию, прозрачно намекнув на злоупотребления, упущения предыдущего руководства, рубанул правду-матку («Что услышать-то желаете? Столько лет разворовывали!»). И наконец заявил просто и безапелляционно: расходитесь, граждане, не мешайте работать, ничего интересного.

      Это заявление произвело небольшой шок, поскольку эволюции главы Рокотова обставлены были так, что журналисты рассчитывали на сенсацию,