Шагающий по мирам. Ирина Никулина Имаджика

не представляет, чего хочет господин Чинвата, но ему кажется бессмысленным тратить время на такие пустые разговоры, потому что Дер-Видд не тот, кто может ему советовать. Они оба это понимают. Мёртвая голова Дер-Видда тяжелеет и становится безвольной, кажется, что она спит, но это лишь кажется, ведь в ней нет жизни.

      – Я был в долине Единорога. Только там я ощущаю, что есть смысл продолжать сражение. Единорог полон вечного терпения, и его время придёт. А моё, Теон, – моё время придёт?

      – Возможно. – Магистр очень осторожен в разговоре с тем, кто порождён Антиривом, – миром, ставшим легендой. Он взвешивает каждое слово и не торопится отвечать. В представлениях Трага магистры трагила-сай самые великие и сильные в мирах Дальней волны; конечно, только в этом эоне. Но когда магистр находится рядом с мрачным стражем, никогда не бывшим даже неофитом трагила-сай, по толстому телу Дер-Видда пробегает холодный ветерок ничем не оправданного страха. Страж словно смотрит в самую глубину его души и видит там то, что магистр тщательно скрывает от всех. Часто Дер-Видд мысленно благодарит великого и мудрого Меродаха, не позволившего ривайрам и антиривайрам вступить в ряды трагилов и стать магистрами. Это было бы катастрофой, думает он, рассматривая скользящим взглядом высокого и красивого юношу, прожившего втрое больше, чем сам магистр. – Я говорю, возможно, твоё время придёт. Ты знаешь, почему Единорог спит, закованный в металлическое тело, и не просыпается?

      – Потому что его не касается свет звезды.

      – Ты хотел сказать – звезды Рива, мой тактичный друг?

      – Да, магистр, от тебя нельзя скрыть мысли.

      – Ты ошибаешься, лорд Чинвата. Единорог не потому спит, что находится на тёмной стороне Трага, как думают те, кто здесь живут. И не потому, что его может согреть лишь звезда великого Рива, как думаешь ты. Ведь ты сам, страж, живёшь здесь, но не каменеешь!

      – Что же тогда?

      – Фантастическая поэма, Лот. Она не звучит, и всё чудесное замерло. Сила, которая пронзала волну творения и наполняла её жизнью, исчезла. Наступили времена великой прозы. Поэтому то, что было волшебством, перестало жить, окаменело. Остались только те, кто являются обычными существами, такие, как мы с тобой.

      – Это печально, магистр. Я чувствую родство с Единорогом, но твои слова разрывают даже эту тоненькую ниточку.

      Дер-Видд замолкает, прикрыв глаза. Он думает, что на самом деле у него намного больше общего с этим утратившим веру в себя юношей, чем с магистрами Трага, почитающими власть и кровь, как великое мерило мудрости. Но он не может ему объяснить, почему делает то, что должен, почему идёт против своего духа, почему подчиняется ударам судьбы и выносит их, не сгибаясь. Лот из Чинвата, последний из антиривайров, найденный им в мире Натрис, не поймёт. Он не часть этих миров, и ничто не может стать для него достаточным основанием для смирения. Хотя кое-что есть… И как раз за этим Дер-Видд и пришёл сюда.

      – Ты бы хотел увидеть, как Единорог оживает? Как возвращается Фантастическая поэма,