Завтрашний царь. Том 1. Мария Семёнова

испугу забавно шлёпнулся наземь, скорчился, прикрываясь драными рукавами.

      Женская стайка задребезжала дутыми бусами, рассыпалась обидным смешком, но веселье скоро угасло. Старшая подружка сцапала молодую за руку, потянула вперёд. Городские непутки, всегда языкатые, наглые, изведали страх. Одну уже нашли на Гнилом берегу совсем бездыханную. Вросшую в заколелую грязь, обобранную, раздетую. Сама померла? Злой притчей погибла или всем наветку дала, пастись наказала?..

      Сегодня все как одна несли свои колечки на гайтанчиках, укрытые в мякитишках. Ни одна не смела во рту показать.

      – Кто знает, желанные! Ждём от царевича правды, а того гляди дождёмся грозы…

      – Грозно, страшно, ан как без царя.

      – Самовольщиной, оно хуже безотцовья.

      – Батюшка, святой памяти царевич Эдарг, милостив был…

      – То Эдарг, он здесь рос. А Йерела в золотой клетке неволили, сырым мясом кормили.

      – Думаешь, суровой рукой за вожжи возьмётся?

      – А било вздынуть хотят, от него обид ждавши…

      – Это на Гадалкином носу только знают.

      – Толку-то вещим жёнкам платить? Всё сами скоро увидим.

      «Будет то, что будет, даже если будет наоборот», – мог бы сказать им кощей. Но он с некоторых пор был способен только шептать.

      На Верешка нынче было жалко смотреть. Пока ему грузили тележку, толком не отдыхал. Задремав в печном тепле, вздрагивал на любой шорох. Оборачивался к двери, будто тяжких вестей ждал. Взяв тележку, разгонял её, гружёную, с таким злым исступлением, что Тёмушка пугалась всё больше.

      Тёмушка жалела и робела его. Верешко был давним и самым расторопным ночевщиком, но держался особняком. В склоки не лез. Даже сплетен за водоносами не пересказывал. Как к нему подойти?

      Для начала Тёмушка надумала спросить Озарку. Кто сведущ в городских делах, если не хозяйка кружала! Озарка была занята: принимала у рыбаков Окиницы щук и плотву мирским трудникам на кормление.

      Немного погодя в «Барана и бочку» заглянула Вяжихвостка. Верешко сидел на скамье у входа в поварню – откинувшись к тёплой стене, закрыв глаза, свесив руки между колен. Вяжихвостка обрадовалась ему, как ястреб – беззащитному селезню.

      – Ты, чадушко, не последний ли день рученьки трудишь, ножки резвые стаптываешь?

      Верешко вздрогнул, очнулся. На мгновение сморщился, как от желчи.

      Вяжихвостка склонила голову к плечику:

      – Ишь загордовал, кланяться не желает! Отец раба прикупил, так и па́щенок важен заделался! Я мамке твоей в малые тётки гожусь!

      Вот это она ляпнула зря. Какое могло быть родство у злой бабы с милой матерью Верешка? Парнишка аж потемнел, на лбу и скуле обозначились блёклые синяки. Всё же слез с лавки, отдал поклон:

      – На дым коромыслом тебе, тётенька. Не гордовал я. Умаялся, глаза слиплись.

      – Стало быть, правду бают на улице? Будто Малюта сокровенное слово узнал, клад из ерика поднял, вчера у Мирана всю шерсть забрать обещался?

      Верешко глядел мимо.

      – То отика моего дела, не мои. Его пытай, тётенька.

      – Клад-то