Кем и как любима Тамара Зотова. Алексей Владимирович Июнин

Сергеевна уже повзрослевшему сыну, – ты – единственное, что у меня есть. Ради тебя, ради твоего блага я готова на все. Поэтому я переживаю. Успокой меня, Вань. Скажи, что ты не причастен к чему-то плохому, что ты не затеваешь какую-то игру, что ты хороший и правильный сын. Скажи это пожалуйста.

      Иван долго молчал, напряженно глядя на дорогу, а потом улыбнулся и махнул рукой.

      – Да не переживай, мам. Твой ангел Вирааил принесёт нам удачу!

      У Егора Кошкина комок застрял в горле, когда на лестничной площадке в подъезде ему повстречался поднимающийся на свой этаж какой-то малознакомый лох, чем-то напоминающий школьного медалиста Ивана Спасибова. Егору показалось, что его друг толи контуженный, то-ли укуренный – механически переступая по ступенькам Иван вызывал ассоциации с загипнотизированным зомби. Он был обут в летнюю обувь, одет не по сезону, а волосы на голове торчали подобно ежовым иголкам. Движения его были замедленны, взгляд полностью отсутствующий.

      В Егоре проснулось товарищеское чувство и он, как это зачастую бывало в пору их с Иваном детства, решил приподнять тому настроение. Раньше, ещё до их с Иваном полового созревания, когда они оба проводили время вместе за каким-нибудь пустяковым занятием или попросту маялись бездельем, разделяя его, по-братски на двоих, Егор зачастую кобенился перед дворовыми товарищами, шутил, валял дурака, тем самым привлекая внимание к своей в то время несколько скоморошьей натуре. Словно иссушенный бездельем Егор как-бы подпитывался всеобщим смехом и горящими от предвкушения новых исполняемых им шуточек взглядами друзей и даже «царьевич-несмеян» Ваня Спасибов снисходительно хмыкал и стеснительно отворачивал губы, раздираемые улыбкой. Сейчас, спустя несколько лет, с Егором это почти полностью прошло, он, хоть и оставался парнем компанейским и разговорчивым, но перестал вызывать к своему недоделанному остроумию повышенное внимание окружающих. Однако, не полностью погасший инфантилизм всё-таки давал о себе знать, выходя наружу в виде различных юморесок или веселящих историй. Вот и сейчас, уставившись на безжизненное лицо своего старого друга детства Ваню – тухлое как болотная трясина в поздний ноябрьский вечер, Егор толкнул его в плечо и заговорил:

      – Слушай историю, Ванек. Короче, жил в наше Пензе один художник, специализирующийся на художественных мозаичных панно. Ну знаешь, такие панно на стенах выкладывают.

      – Знаю, – буркнул Иван. – Что за художник?

      – Э… Не суть… Отличный художник, замечательный, только была у него одна слабость. Он бухал. Он был клинический запойный пьяница, настоящий алкозавр! Типа нашего соседа из последнего подъезда, ну того, который голубей ест. А когда пил, то слетал с катушек, дурел как сам черт. И вот однажды он напоролся и стал набрасываться на жену. Орал: «Убью! Убью, сука, пидораска! Убью!!! Тазик, дай тазик, Нюрка, меня рвет! Рвет, сука, меня, дай тазик! Тазик, Нюра!!!» И однажды в этот самый момент его жена сфотографировала его с целью показать своему непутевому муженьку как он выглядит в пьяном угаре. Пусть ему будет стыдно, может он одумается и завяжет. Она напечатала