Мой друг Сибирцев. Виктор Вучетич

из кружки, вода пролилась по подбородку, затекла на шею. Его все покачивало.

      – Что? – выдавил он с трудом.

      – Спи. Мы свое сделали, – медленно расставляя слова, сказал Михеев.

      – Ребята…

      – Сотников тяжелый. А трое моих совсем… Отбились мы. Кончили Дыбова. Спи, спаситель мой.

      – Спой.

      – Спою… «Эй, баргузин, пошевеливай вал…»

      …Поезд замедлял ход, он подходил к Верхнеудинску, маленькому забайкальскому городку.

      Часть II

      Ночь комиссара

      1

      Поздним вечером в жарко натопленную приемную члена коллегии ВЧК вошел высокий, слегка сутулый человек в черном полушубке и мохнатой сибирской шапке. Оглянувшись и сняв шапку, он подождал, пока миловидная большеглазая секретарша примет пакет у стоящего возле нее курьера, распишется в толстой тетради, и затем коротко кивнул:

      – Здравствуйте. – Голос у него был негромкий и низкий, с хрипотцой, вероятно, от давней простуды.

      Секретарша с интересом посмотрела на него и, приняв мандат, внимательно прочитала.

      – Здравствуйте, – с теплой улыбкой, осветившей ее осунувшееся лицо, произнесла она. – Наконец-то! Что ж это вы так задержались, товарищ Сибирцев? Вас еще позавчера ждали. Мартин Янович все время спрашивает. Садитесь, я доложу.

      Но Сибирцев продолжал стоять, только положил на стул шапку да тощий вещмешок.

      – Вот ведь незадача-то… – сказал он, переминаясь с ноги на ногу и растирая широкой ладонью глаза. – Заносы по всей дороге. Думал, вовсе застряну. Двое суток то пути расчищали, то дрова рубили. Мне – куда ни шло, – он усмехнулся, – бог силушкой не обидел, а там публика была всякая… Стоны, слезы… Пробились, однако. Так вы уж доложите, пожалуйста.

      – Скоро закончится совещание, а вы пока отдохните. Можете раздеться – у нас тепло, и садитесь вон поближе к огоньку.

      Сибирцев взглянул на раскаленную «буржуйку», поежился и сел на короткий диванчик, вытянув длинные ноги и откинув на спинку голову. Прошептал: «Благодать…» – и через мгновение уже спал.

      Входили и выходили люди, приносили пакеты, срочные документы, громко докладывая о своем прибытии. Секретарша их строго останавливала и, прижимая палец к губам, указывала на спящего. Те переходили на шепот и понимающе кивали.

      Как всегда, вихрем ворвалась, стуча подковками сапог, курьерша Генриэтта – личность восторженная и самостоятельная, поклонница нового искусства, в котором она, однако, как все полагали, ровным счетом ничего не смыслила. Черные ее волосы, подстриженные под Анну Ахматову, выглядывали из-под пухового платка.

      – Симочка! – еще с порога воскликнула она. – Достала пропуск на «Канцлера и слесаря»! Знаешь, кто автор? Сам Луначарский! – И не обращая внимания на предостерегающий жест секретарши, продолжала так же громко: – Ты себе не можешь представить, идет всю ночь, целых пять часов подряд! Уж и не знаю, как выдержу! Как выдержу?! Ты чего это? – удивилась она вдруг, снизив тон.

      – Человек же спит. Неужели не видишь? Тише!

      – А кто