Мой друг Сибирцев. Виктор Вучетич

с ним, со Сковогодниковым, – отозвался Дыба. – Эй, колдун! Обещаю все забыть. Пошутили, и хватит. Давай мигиться.

      – Да куды ж это, ваше благородие! – послышался визгливый возмущенный голос. – Он наших, как медведей, наповал ложит, а ты – мириться?

      – Молчать! Знай свое место!.. Чуешь, колдун, люди сегдятся. Тогопись, пока еще я добгый… Не хочешь? Ну что же, пеняй на себя. Эй, молодцы, пошугуйте в сагае и засветите, чтоб видно было…

      В избе стало холодно. Стихло во дворе, кончилась возня и у двери, видно, поняли, что ее не взять.

      Лешаков следил за окном и видел наголо бритую, желтую, как кость, голову полковника Мыльникова, метавшуюся в жару на этой вот лавке, слышал его бессвязный и быстрый шепот: «…пристрелю, как собаку… золото… где золото?..» Это видение сменило черное безглазое лицо Паши, потом заискрилось, вспыхнуло в углу тяжелое ожерелье – сорок деревень… Оно словно высветило суровый древний лик угодника, его плотно сжатые губы, воздетые персты… Благословляет, указывает… Антипка-дрянной, подлый мужик, иудина душа – все вертелся, пытал, откуда, мол, парень. Он, поди, и выдал, да. Великие муки принял парнишка-то… За что, за какие грехи?.. Это Антипкин голос: наших-то, мол, как медведей… Нет, не жить ему. Есть для него пуля, есть…

      У сарая послышались крики, брань. Потом разом осветился двор, высокие сугробы, отблески огня скользнули по подоконнику. Бандиты подожгли сарай. Голоса приблизились.

      – Кончено, сволочь! – крикнул Дыба. – Нашли мы, где клад пгятал. Мешки нашли! Кому отдал?.. Отвечай! Когда?..

      – Ну вот, – вздохнул Лешаков, – и пришла, стало быть, пора прощаться… Теперь уж одна дорога, господи.

      – А тебя мы заживо спалим! – продолжал кричать Дыба. – И кума твоего!

      «Как же! – усмехнулся старик. – Поди догони… Опоздал ты, ваше благородие, крепко опоздал».

      – Ваше благородие, это же леший чертов, от него слова живого не добьешься! Дозволь, я ему огоньку под стреху. Враз заговорит, как задницу припечет.

      – Успеем, Антипка, – отозвался Дыба. – Легкую смегть ты ему хочешь. Эй, доски давай! Заколачивай окно и двегь!

      Во двор влетел верховой. Влетел, не опасаясь, не ведая, что происходит. Соскочил с коня. Виден был он в отсветах пламени.

      – Ваше благородие! Признал я одного… – прибывший говорил, с трудом переводя дыхание. – В обозе. С охраной… Стреляли, еле отбился…

      Лешаков прицелился.

      – Где? – вскрикнул Дыба. – Ко мне! Болван!

      Поздно. Выстрел из окна бросил верхового под копыта коню, и тот шарахнулся в сторону.

      – А-а! – завопил, срываясь на визг, Дыба. – Зажигай!..

      Крепко, на совесть, строил избу старик Лешаков. Выдержанное дерево, полвека стояло, а все светлым лесным духом пахло. Душу свою для людей хранило, для жизни…

      Потянуло дымом, послышался треск занимающейся кровли. В окно стреляли не целясь.

      Пригнувшись, старик осторожно выбрался в сени. Мощные засовы ставил, словно знал от кого. Не громыхнули бы. Хотя уж теперь-то все едино… Дышать совсем трудно, дым забивал горло, пламя охватило уже всю крышу, лизало