Возрожденная любовь. Мари Клармон

до того, как попал в эту клетку. Не мог выносить пустоту этих совокуплений. Но эта… В ней было что-то неоспоримо уникальное, словно она могла ударить его учительской линейкой и потом поцелуями прогнать боль.

      Она легко цыкнула, игнорируя его нападение и попытки выбить ее из колеи.

      – Вот что вы сейчас делаете? Такое поведение только укрепит ваше положение в этом месте. – Она посмотрела вверх, ее потрясающий взгляд окинул промозглую камеру, сырой интерьер и непропорциональную постель. – Вы этого хотите?

      Джеймс помедлил, размышляя над ее словами. Он не был безумен. Не был. И все же отец поместил его сюда. Для блага своего сына, как сказал старик. Тонкий, вкрадчивый голосок в его голове прошептал, что, возможно, он все же безумен. Безумнее, чем любой отравленный ртутью болванщик. Эта мысль потрясла Джеймса, заставляя дрожать от ярости и боли, от того, что это случилось с ним.

      – Мои желания вас не касаются.

      – Увы, касаются. – Ее осторожный взгляд безжалостно зондировал Стенхоупа. Пробиваясь сквозь все преграды, намеренный сломать его. – Без моего приказа вы останетесь в этой камере.

      «Да кем она себя возомнила?» Он ударил ладонью по стене, не желая чтобы им управляли.

      – Вы не можете меня здесь держать!

      Она моргнула, но потом вызывающе вздернула подбородок.

      – Могу.

      Виконт тяжело сглотнул, его взгляд мгновенно поплыл. Способность держать себя в руках покидала его под напором ее слов. Быстро. Желание от нее избавиться, заставить ее уйти, чтобы эта леди, полная красоты и самообладания, не видела его в таком отвратительном состоянии, заставило его застонать.

      – Проваливайте.

      Очевидно, подобные оскорбления были для нее не впервой, поскольку ее хладнокровие не пострадало.

      – Ну же, вы ведь не думаете, что подобная околесица вам поможет?

      Как давно она этим занимается, что ее не волнует его грубое обращение? Сколько мужчин оскорбляли ее? Нападали на нее? Мысленно раздевали ее, совокуплялись с ней? Одно упоминание об этом вызывало у Джеймса отвращение. У него все внутри напряглось и загорелось неожиданной яростью и желанием уничтожить всех этих мужчин. Даже в его странном состоянии. Но он не желал, чтобы она поняла, что ему не все равно. Что он способен думать о чьем-то благополучии.

      – Мне совершенно наплевать.

      Она откинула голову назад, тугой узел волос ударился о скользкую стену за ее спиной.

      – Я в это не верю. Ради всех святых на небесах. – Она помедлила. – Вы не знаете, кто я, но я знаю вас. Вы – хороший человек. Вы не тронете женщину, милорд. Единственный, кому вы причиняете вред, это вы сами.

      Стенхоуп фыркнул.

      – Только поэтому ваш отец смог убедить меня прийти сюда.

      – Очень глупо с вашей стороны.

      Она сжала идеальные губы и произнесла:

      – Вы забросили себя и того человека, которым можете быть.

      Джеймс тяжело втянул воздух, раздраженный тем, что не знает, о чем она говорит. – Вы ничего обо мне