Случай в Москве. Юлия Яковлева

Поднял руку с пистолетом, вытянул, нацелил на пленного француза, надул щеки, выдохнул:

      – Паф.

      Обернулся к Мурину:

      – Ну и забирай его себе, раз такой умный.

      Мурин посмотрел ему в лицо: шутит? Глаза у Долохова были все такие же – ясные и чистые. Совершенно неодушевленные. Мурин подошел к французу. Стараясь не смотреть ему в лицо и говорить тихо (опасался пробудить в людях лихо), бросил по-французски:

      – Следуйте за мной.

      И пошел к своему Азамату. Завидев хозяина, тот натянулся, как струна.

      Но француз не двинулся. Громко («Ну что за идиот!») позвал:

      – Господин офицер!

      Мурин обернулся. Несколько партизан обернулись тоже – в глазах их проглянуло то самое лихо, которое опасался разбудить Мурин. И только французу было хоть бы хны:

      – Мои сапоги.

      Мурин посмотрел вниз, куда тот указывал. Француз стоял в мокрых чулках:

      – Велите вашим товарищам вернуть мне сапоги.

      Страха в его голосе Мурин не услышал, только легкую насмешку. Ему стало стыдно. Так и подмывало ответить: они мне не товарищи. Но это бы значило дать перед французом слабину. Так и подмывало рявкнуть: заткнись. Но и заискивать перед партизанами не хотелось. Мурин нахмурился. Он почувствовал, как взоры снова оборотились на него: новая потеха.

      – Какие еще сапоги? – сказал по-русски, стараясь, чтобы вышло нетерпеливо и строго, и бросил по-французски: – Следуйте за мной.

      – Скажите им, чтобы вернули мне сапоги.

      Азамат нервно водил ушами, косил жаркими глазами. Мурин взял его под уздцы, похлопал по шее, успокаивая; его бы самого кто похлопал и успокоил! Он чувствовал, что колени мелко дрожат, в ладонях покалывало. Все это могло кончиться дурно.

      Долохов насмешливо крикнул по-французски:

      – Сапоги тебе дать? Скажи спасибо, что живой. Морда вражья. В ножки поклонись, – перешел он на русский. – Второй раз так не повезет.

      Француз не отступил:

      – Без сапог я не смогу передвигаться. Господин офицер! – снова взмолился он, обращаясь к Мурину.

      «Нашел же себе заступника», – разозлился тот про себя. Но все же подошел к Долохову:

      – Велите вашим людям вернуть ему сапоги. Мне плевать, кто что у кого и почему взял, я не потащу его на своей лошади. Она устала, уж это-то вы, конный офицер, должны уважать.

      Что-то человеческое впервые мелькнуло во взгляде Долохова. Он посмотрел на Азамата. Оглядел с головы до ног. Потом глянул сквозь Мурина. Не сразу, но поднял руку, щелкнул пальцами. Пара сапог упала перед французом.

      – Это не мои… – попробовал было возразить тот.

      Но Мурин прошипел:

      – Надевайте! Черт вас дери.

      Француз сел на траву, вырвал пучок, отряхнул, набил в мыски, стал натягивать на ноги черные трубы.

      Долохов задумчиво смотрел Мурину в лоб своими чистыми глазами.

      – Лошадь устала… – весело передразнил. – Эх, ротмистр, это цветочки.